Драмокл

– Да, мгновение – это все, что у нас есть, – сказал Отто. – Я по наивности своей воображал, будто, продлевая отпущенные мне мгновения, я продлеваю жизнь. Но жизнь не измеряется годами и десятилетиями. Сердце ведет совсем иной счет. Интенсивность – вот единственная мера, которую оно признает.

Сорочка кивнула, но Драмокл сказал:

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Низшая степень интенсивности, – сказал Отто, – это сон или бессознательное состояние. Если бы спящий человек был способен жить вечно, мы не назвали бы его бессмертным, по крайней мере, в общепринятом смысле слова. Жить ради будущего, пренебрегая настоящим, – все равно что проспать свою жизнь.

– Для меня это слишком абстрактно, – сказал Драмокл. – Но ты не выглядишь разочарованным, и я этому рад. Ты выглядишь счастливым. Я никогда не видал тебя счастливым раньше.

Отто подошел к балюстраде и окинул взглядом город.

– Я верил, что цель магии – знание. Теперь я вижу, что ошибался. Цель магии – понимание.

– Разве это не одно и то же?

– О нет! Знание – это что-то вроде орудия для достижения власти. А понимание – своего рода отречение от нее. Понимание выше тебя самого: ты не можешь им манипулировать, ты можешь его только принимать.

– Ладно, отец, – сказал Драмокл. – Твои философские откровения мне не по зубам. Ты спокоен и доволен – а больше мне ничего и не надо. Я понимаю, что разговор о будущем тебе неприятен в свете последних событий, но все же не могу не спросить: чем ты думаешь заняться?

– Кое-какие мысли по этому поводу у меня есть. – Отто пыхнул сигарой. – При всей своей любви к Глорму здесь я не останусь. Если честно, тут у вас настоящее болото. Земля – вот где мое место. Она подвластна мне, конечно, но я не потому хочу вернуться. Я, наверное, передам свою политическую власть кому-нибудь и уйду на покой. У меня есть вилла на Капри, домик на Ипанеме, плавучий дом в Кашмире, ранчо на Ивисе, дом в Париже и пентхаус в Нью-Йорке. Я уверен, что найду чем заняться. Земля – местечко интересное. Если хочешь, возьму тебя с собой.

– Меня? – сказал Драмокл. – На Землю?

– Тебе она понравится, – заверил его Отто. – Там уйма увлекательных возможностей для способного молодого человека вроде тебя. Ты же отрекся от престола, верно?

– Да, – сказал Драмокл. – Я решил, что так надо. Иначе Джон мог начать бомбардировку Глорма.

– Что он собирается делать дальше, не знаешь?

– Нет пока. Они с Анной еще не решили.

– Для тебя это может плохо кончиться.

– Сомневаюсь, чтобы Джон осмелился казнить меня, – сказал Драмокл. – Его толкает против меня не столько ненависть, сколько уязвленное самолюбие.

– Но он может подвергнуть тебя унижениям. Он с детства был жутко злопамятным.

– Ничего, как-нибудь переживу.

– Да, но зачем? Поехали лучше со мной на Землю. Я покажу тебе новый мир.

Драмокл помедлил с ответом, старательно подбирая слова. Он любил новые миры, приключения, чувство новизны. Но только не в компании с Отто. Не то чтобы он затаил злобу против отца. Он даже сочувствовал старому королю. Но жить с ним рядом не хотел – не хотел, чтобы его поминутно учили уму-разуму и наставляли на путь истинный.

– Это очень заманчиво, – сказал Драмокл, – и я искренне благодарен тебе за приглашение. Но я все еще король и должен испить свою чашу до дна.

Отто кивнул.

– А ты, Сорочка? На Земле я смогу дать тебе все, что пожелаешь. Мне приятно твое общество. Вернешься со мной?

– Спасибо за заботу, – поблагодарила Сорочка, – но я останусь.

Отто взглянул на нее с удивлением. Потом рассмеялся и сказал:

– Ну что ж. «И сыр один остался», как говорится в древней земной считалке. Удачи вам. – Он обнял сына и решительно произнес: – Все, мне пора.

– Но как ты доберешься до Земли? – спросил Драмокл. – Я думал, тебе нужен большой взрыв, чтобы пройти между реальностями.

– Взрыв был нужен, чтобы держать червоточину между реальностями Глорма и Земли открытой постоянно. А перебросить себя одного я могу и так.

Он вынул из рукава плаща какой-то маленький камушек, зажал его между большим и указательным пальцами, и Драмокл увидел, что это ограненный кристалл. Отто дотронулся до кристалла свободной рукой – и в ладони у него оказался еще один, точно такой же. Потом еще один, и еще, и еще. Набрав дюжину кристаллов, он выложил из них круг на каменных плитках пола. Когда последний камушек коснулся пола, ослепительное белое сияние соединило кристаллы. Драмокл с Сорочкой отпрянули. Отто ступил в сияющий круг.

– Прощай, сын мой. Счастливо оставаться, Сорочка.

Сияние вспыхнуло еще ярче и погасло. Отто исчез, и с ним исчезли все кристаллы.

– Странный, как всегда, – сказал Драмокл. – Всего хорошего, отец. Дай бог тебе найти покой и счастье на Земле.

Они с Сорочкой постояли молча, глядя на крыши Ультрагнолла. Потом Драмокл спросил:

– Почему ты не вернулась на Землю с Отто?

– Мне нравится здесь, – сказала Сорочка. – На Глорме я личность особенная, почти как принцесса. А на Земле я снова стану обычной закомплексованной еврейской девушкой. Но есть и другая причина…