Драмы

Ушаков. Взяли, Виктор, взяли, сын.

Пауза.

Виктор (закрывая глаза). Дайте руку, адмирал. Видите флаг? Ваш флаг, флаг адмирала. Вон он, высоко-высоко... Виктор... По-древнему — победитель... (Смолк).

Васильев (тихо). Умер.

Пауза. Слышны тихие рыдания Ермолаева. За сценой все усиливающийся гул, голоса, выкрики на незнакомом языке.

Ушаков (поцеловал Виктора в губы, встал). Всех погибших при взятии Корфу проводить траурным салютом эскадры.

Сенявин молча прикладывает руку к треуголке.

(Подходит к лежащему навзничь убийце). Почему ты стрелял в меня, грек? Что я сделал тебе дурного?

Пауза. Убийца приподнимается и долгим взглядом всматривается в Ушакова. Переводит взгляд на Орфано, молча показывает на него.

Метакса. Проклятый отступник! На рею его! На рею! Орфано. Храните хладнокровие! Я не подданный русского императора и...

Сенявин. Повесить мерзавца немедля!

Вокруг Орфано угрожающе сдвигаются офицеры.

Орфано. Господин Мишеру, вы, как неаполитанский министр...

Мишеру. Но я не имею чести быть знакомым.

Орфано. Господин Траубридж, прошу вашего покровительства...

Траубридж презрительно пожимает плечами. Шум за сценой.

Ушаков. Знал, всегда знал — не России ты служишь. Но и Неаполь от тебя отвернулся. Но и Англия не узнала. Но и греки презрят тебя. Жалка участь отступника, в коем не бьется сердце при слове «отчизна». Уведите его!

Матросы скручивают руки сопротивляющемуся Орфано.

Орфано. Пусть черная оспа превратит вас в трупы! Пусть чума задушит вас! Пусть холера стащит вас в ад! Детей ваших! Внуков ваших! Проклинаю, ненавижу, прокли...

Матросы уводят Орфано.

Сенявин. Гадина, у коей вырвано наконец жало...

Шум за сценой нарастает.

Что там?

Метакса. Корфиоты хотят видеть вас, господин адмирал! Они кричат ваше имя.

Ушаков. Конституция с тобой?

Метакса. Здесь. (Вынимает из-за обшлага бумагу, протягивает ее Ушакову).

Ушаков. Повторяй за мною. (Поднимается на холм). Единоверцы! Сия конституция семи очищенных от французов островов писана мною собственноручно в соответствии с древними вашими обыкновениями. Мы, русские, пришли к вам не яко завоеватели, но яко освободители! Не владычествовать — охранять! Не разделяя взглядов старейшин ваших на устройство государственное, держал совет с ними, ибо привык чтить нравы и обычаи других народов. Принял их волю, ибо это ваша воля. Посему именем России возглашаю, в соответствии со стремлением и желанием вашим, независимое Ионическое государство — Республику семи Соединенных Островов!

Секунды тишины. Метакса подкидывает вверх шляпу.

Метакса. Виват Эллада! Виват Россия! Виват Ушаков!

Крики «виват». Слышна песня. Это песня русских матросов, с которой они шли по знойной приднепровской степи к Херсону, туда, где в великих трудах, наперекор врагам и стихиям, заложили они будущий могучий Черноморский флот. С песней провожают матросы погибших своих товарищей. Плывут внизу гробы. Появляется на холме чопорный и невзрачный офицер в мундире голштинского образца.

Офицер (вынимает из-за обшлага свернутый в трубочку рескрипт). «По именному повелению его императорского величества...»

Ушаков вытягивается.

Сенявин (шепчет на ухо Васильеву). Наконец-то... Долго же шла к Ушакову высочайшая благодарность...

Офицер (читает). «...заковать в кандалы, обрить, а дабы иным не повадно было — прогнать сквозь строй, сеча шпицрутенами, после чего отправить с конвойными к вечной каторге, рванью ноздрей и кнуту осужденного, подлого преступника государственного, к позору для русского флага на эскадре скрываемого, беглого по прозвищу «Тишка Рваное ухо».

Шумит песня. Плывут внизу гробы. На гробы греки бросают живые цветы.

(Сворачивая рескрипт). Повелено вам выдать сего преступника немедля.