Драмы

Федор (представляя Варвару). Евдокия Степановна... Едет изВаршавы к супругу, доблестному воину, в госпиталь... (Тихо). Переправить сегодня же. С нею транспорт. (Громко). Как, в Москву поезда ходят?

Катя. А вот Сережа все узнает.

Варвара. Нет уж, я сама пойду, муж увечный ждет. (Тихо). Всем сразу уходить не надо. (Громко). Наделала вам хлопот, простите... (Прощается с Федором и Катей, уходит с Сережей).

Федор (следит за ними глазами). А кто этот Сережа? Я его раньше не видел.

Катя. Ты многих, которые теперь у нас, не видел, Федя!

Федор. Ну?

Катя. Здравствуй.

Тихо и радостно смеются, глядя друг на друга.

(Берет бокал, везет его по скатерти к бокалу Федора. Звенят бокалы). Я такая счастливая сейчас, Федя... (Смотрит на него сияющими глазами). Вижу тебя... Ты живой, рядом... Я очень счастлива, Федя. Не время и не место говорить об этом, но я говорю: я очень счастлива! Почему ты молчишь?

Федор. Молчу? И не заметил.

Катя. А знаешь, что я повторяю, ложась спать, каждую ночь?.. «И смерть не разлучит нас...» Опять молчишь?

Федор. И смерть, Катя...

Катя. Про то, что мы говорили, мы можем говорить очень громко, это даже хорошо. И все-таки не верится, что ты рядом...

Федор. Почему ты так побледнела?

Катя. Наверно, я никогда не стану настоящей революционеркой... Мне вдруг стало так страшно, так страшно за тебя...

Федор (улыбаясь). Ленин бы знал — не передавал бы тебе привета.

Катя. Ленин? Ты шутишь... Что ты ему сказал?

Федор. Сказал, что есть такая Катя... которую я... люблю...

Катя (зарделась). Ты так ему и сказал? Не может быть... Как ты посмел?.. Молодец...

Федор засмеялся.

Федя, а какой он?

Федор. Это нельзя объяснить.

Катя. Ну на кого он похож?

Федор (помолчав). На Ленина.

Пауза.

Катя. А ты удивительно растолстел! Отчего это?

Федор. Тетушка меня раскормила в Варшаве. (Тихо). Глупенькая, на мне панцирь.

Катя. Панцирь?

Федор (тихо, с сожалением). Какая же ты подпольщица... Я обложен литературой, и если сегодня меня не разгрузят, я задохнусь. Тут последние номера ленинского «Вперед», их надо сегодня же переправить на заводы, а часть статей перепечатать отдельно... Типография наша работает?

Катя. И не одна. Теперь все переменилось. Провалы стали гораздо реже, чем раньше. Не успевают следить: слишком много людей в движении, тысячи!..

Они чокаются. Опять выбегает на сцену певичка. Ее встречают пьяными возгласами. В гардероб входит Зеленый, заглядывает в ресторан, грубо трясет дремлющего швейцара.

Зеленый. Будет дрыхать, ну!

Швейцар открывает глаза.

Сходи за жандармом. (Тычет ему в нос карточку).

Швейцар убегает. Зеленый присаживается на его место.

Певичка (поет визгливым голосом).

Получил я от папаши миллион

И на всю столицу задал перезвон!

Лихачи и рестораны,

Маскарады и шантаны —

Всюду знают беспременно мой закон!

Федор. А Марфа теперь по технике не работает?

Катя. Ну, Марфа... Она теперь член райрнного комитета!.. Федор. А ты! Из кислотного не вывезли тебя на тачке? Катя (гордо). Своя! Даже письма из деревни доверяют... (Пауза). Не оборачивайся. За нами следят. Сюда идет...

Федор. Человек, еще бутылку!

От другого столика отделяется человек и приближается к ним. Это Игнатий. Он идет нетвердо.

Игнатий (равнодушно). Сразу вас и не узнаешь. Здравствуйте! (Садится, не ожидая приглашения). Еще раз благодарю за тот... новогодний вечер... Только все это было ни к чему. Зачем? А? Кому надо...

Официант ставит бутылку.

Еще бокал!

Официант убегает.

У вас здесь что, явка?

Федор и Катя молчат.

Что ж, местечко удобное! А я за кордон нацелился, да вот третий день паспорт не несут. Верно, провал.

Официант ставит бокал.

(Наливает себе). Ищут меня, понимаете, ищут. Напали на след. Хотел у матери своей вчера переночевать, не признаёт. Боится: признает — возьмут. Так друг другу головами и помотали. Тапёрша, в ресторане «Ягодка» барабанит, имение-то профуфукала, а сын в революции. Дворянское воспитание!.. Лучше бы шила. (Морщит лоб). Сколько ж я так живу, по фальшивке? Сколько можно? (Кричит). Не могу больше, не могу!..

Федор (оглядываясь). Перестаньте кричать.