Читаем Драмы. Басни в прозе полностью

Аридей. Цари вынуждены воевать друг с другом, но делают это не из личной вражды. Позволь обнять тебя, царевич! О, какое счастливое время напоминает мне твоя цветущая юность! Таким же юным и цветущим был некогда твой отец! Тот же ясный взор, то же серьезное и открытое лицо, та же благородная осанка! Позволь еще раз обнять тебя: в твоем лице я обнимаю твоего отца в юности! Ты никогда не слышал от него, царевич, какими близкими друзьями были мы с ним в молодости? Благословенный возраст, когда мы еще могли безраздельно следовать велениям сердца! Вскоре, однако, мы оба взошли на трон, и государственные интересы вкупе с недоверием к соседу, к сожалению, заглушили в нас былые дружеские чувства.

Филот. Прости, о царь, что я отвечу холодностью на столь теплые слова. С детства меня учили размышлять, а не произносить речи. Чем поможет мне теперь то, что мой отец и ты были друзьями? Были! — так сказал ты сам. Ненависть, привитая к древу угасшей дружбы, не может не принести смертельные плоды — либо я еще мало знаю человеческое сердце. Поэтому не заставляй меня, царь, слишком долго пребывать в отчаянии. Ты говорил, как учтивый государственный муж; заговори же, как государь, в чьи руки попал соперник и недруг.

Стратон. Да, царь, не заставляй его дольше терзаться — пусть он узнает, что его ждет.

Филот. Благодарю, Стратон!.. Да, пусть я сразу услышу, какой мерзкой тварью хочешь ты сделать злополучного сына моего отца. Каким позорным миром, каким множеством земель должен мой родитель купить мне свободу? Каким ничтожным и презренным должен он стать, чтобы не осиротеть? О, мой отец!

Аридей. Царевич, даже эта речь мужа, столь нежданная в устах такого юнца, как ты, напоминает мне твоего отца. Как отрадно мне слушать тебя! И как жажду я, чтобы и мой сын в эту минуту отвечал твоему отцу с не меньшим достоинством!

Филот. Что ты хочешь сказать?

Аридей. Боги — я убежден в этом — пекутся о нашей добродетели так же, как пекутся о нашей жизни. Помочь нам как можно дольше сохранить и ту и другую — их извечное сокровенное стремление. Кто из смертных знает, сколь порочен он по природе своей и сколь дурно он поступал бы, если бы небожители дозволили нам в полной мере поддаваться любому соблазну опозорить себя мелочностью. Да, царевич, будь это так, я, может быть, тоже оказался бы тем, кем ты меня считаешь; может быть, и я мыслил бы настолько неблагородно, что решил бы не пренебречь неслыханной военной удачей, отдавшей тебя в мои руки; может быть, и я воспользовался бы тобой для того, чтобы вымогать выгоды, добиваться которых силой оружия больше не отваживаюсь; может быть… Но не страшись: высшая, неземная власть предвидела все эти «может быть». Твой отец не в силах заплатить мне за своего сына дороже, чем я ему — за моего.

Филот. Я изумлен! Ты даешь мне понять…

Аридей. Что мой сын в плену у твоего отца, как ты у меня.

Филот. Твой сын попал в плен к моему отцу? Твой Политимет? Как? Когда? Где?

Аридей. Так повелела судьба! С обеих чашек весов она сняла по равному грузу, и весы по-прежнему в равновесии.

Стратон. Ты, конечно, хочешь знать подробности. Так вот, тот самый отряд, навстречу которому ты так поспешно ринулся, вел Политимет; и когда твои воины обнаружили, что ты исчез, ярость и отчаянье придали им нечеловеческую силу. Они ринулись вперед и все устремились на того, кто, как сочли они, восполнит им их потерю. Остальное тебе известно. А теперь прими совет старого воина: атака — не скачки; победа достается не тому, кто нападает первым, а тому, кто делает это с наименьшим риском. Запомни это, не в меру пылкий царевич, иначе будущий герой погибнет еще в зародыше.

Аридей. Стратон, твое дружеское предостережение приводит царевича в уныние. Смотри, как он помрачнел!

Филот. Нет, это не так. Но оставьте меня. Погрузись в благоговейные раздумья о мудрости провидения, я…

Аридей. Царевич, лучшее выражение благоговения — признательная радость. Ободрись! Мы, отцы, не хотим дольше удерживать своих сыновей вдали от себя. Мой гонец уже готов: он поедет, чтобы ускорить размен пленными. Но ты ведь знаешь: добрая весть, если она исходит от врага, всегда наводит на мысль о ловушке. Ваши могут заподозрить, что ты умер от раны. Поэтому необходимо, чтобы ты сам послал с моим гонцом вестника, стоящего выше подозрений. Иди со мной. Найди среди пленных такого, кому можешь довериться.

Филот. Значит, ты хочешь, чтобы я стал сам себе еще стократ отвратительней? Ведь я же буду видеть себя в каждом из пленных. Избавь меня от этого срама.

Аридей. Но…

Филот. Среди пленных должен быть Парменнон. Пошли его сюда, я скажу ему все, что нужно.

Аридей. Хорошо, пусть будет так. Идем, Стратон! До скорой встречи, царевич!

Явление четвертое

Филот.

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия первая

Махабхарата. Рамаяна
Махабхарата. Рамаяна

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.Вступительная статья П. Гринцера.Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Мифы. Легенды. Эпос

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор