Драмы и комедии

Ржанова, лихорадочно соображая, смотрит ему вслед.

К у д и н о в. Так давайте же поразмышляем.

Р ж а н о в а. Сейчас?

К у д и н о в. Сейчас.

Р ж а н о в а. Я но готова, Илья Степанович. Разрешите в другой раз? До свидания. (Уходит.)

Входит  С а м о х и н.

С а м о х и н. Товарищ Кудинов, на руднике имени Кирова сегодня в семнадцать ноль-ноль партийный актив.

К у д и н о в. Стало быть, прежде всего поедем на рудник… (Присматривается к Самохину.) Простудились?

С а м о х и н. Немножко.

К у д и н о в. Температура?

С а м о х и н. Нет.

К у д и н о в. Что-то наша Ниночка печальна?

С а м о х и н. Позвать?

Кудинов кивнул. Самохин выходит. Вскоре возвращается с  Н и н о й  Т а т а р к и н о й. Та кутается в шинель.

Н и н а. Летим?

К у д и н о в. Садитесь.

С а м о х и н  выходит.

Н и н а (садится, отряхивается). Пса пригрела. Песик болтался тут под ногами. Голодный, дрожал. Я прилегла в дежурке поспать, а песик рядом устроился…

К у д и н о в (с улыбкой). Ни одно доброе дело не остается не отмщенным. Вы в последние дни какая-то… Случилось что-нибудь?

Н и н а. Все в порядке.

К у д и н о в. Аэрофлотское начальство не угнетает?

Н и н а. Наоборот. Вывесили. На Доску почета.

К у д и н о в. Отчего ж вы такая… потерянная?

Н и н а. Могла бы и сказать… Я иногда мечтаю: мы с вами в далекой командировке, где-нибудь в диком месте. Вот так бы, как сейчас… Океан — стеной, синий-синий, до неба. Долго-долго вдвоем… Месяца два.

К у д и н о в (пытается отшутиться). Позвольте, а Самохин? Он же всегда с нами.

Н и н а (вздохнув, принимает игру). Самохина мы уже съели.

К у д и н о в. Съели Самохина?

Н и н а. Ну да. Прежде аварийный паек, а потом его. И мы — вдвоем. Вот бы наговорились! Все бы вам сказала… Разрешите идти?

Кудинов с улыбкой кивнул. Н и н а  уходит.

З а т е м н е н и е

Авансцена. Идет  К у д и н о в, навстречу ему — Р ж а н о в а.

Р ж а н о в а. Илья Степанович… Летчица мне ваша подсказала, что вы на берегу… Вот почему я вернулась… Не простила б я себе малодушия! Должна вам сказать прямо… Я почувствовала вашу ориентацию. И я — в ужасе.

К у д и н о в. Вместо того чтобы размышлять, вы впадаете в ужас? Плодотворно ли это?

Р ж а н о в а. А плодотворно ли ориентировать секретарей райкомов на непослушание?! Прощайте, товарищ Кудинов. (Уходит.)

К у д и н о в. Взрастили и воспитали…

Слышен океанский прибой.

З а т е м н е н и е

Коридор в фойе второго этажа здания крайкома, где размещаются кабинеты руководителей крайкома и небольшой зал заседаний бюро. Как-то бочком устроившись в кресле, сидит, задумался  К у д и н о в.

Входит  П о с к о н о в, председатель крайисполкома. Добрый, скрывающий свою застенчивость человек лет пятидесяти. Очень легко умиляется, иногда — до слез. Дабы затушевать мягкость своего характера, говорит подчеркнуто четко, при этом хмурится.

П о с к о н о в. Здравствуй, Илья.

Кудинов, увлеченный размышлениями, рассеянно кивает.

Вчера видел Еву в гастрономе.

К у д и н о в (встал). Спасибо, передала твой привет. Как дома?

П о с к о н о в. Ляля нервничает… Ребята в порядке.

К у д и н о в. А что — Ляля?

П о с к о н о в. Снова… будет ждать ребенка. Ваське второй год, а она…

К у д и н о в. Она. Ты ни при чем.

П о с к о н о в. Так я же… Посмотрю на нее ласково — и тут же беременеет. Вот такое впечатление. Беда. И курит, курит. Всех пятерых ребят и меня закоптила. Васька и тот уже к ее сигарете тянется, привык. (Осторожно вынимает из портфеля малюсенькие пинетки.) Вот сапоги Ваське.

К у д и н о в. Здоровенные.

Входит  В а л у е в. Он бледен, устал, грязь присохла к его грубым сапогам. В руке у него большая кожаная папка.

В а л у е в. Привет вам.

К у д и н о в. Здравствуйте, Михаил Павлович.

В а л у е в (здоровается с Посконовым, указывает на свои сапоги). С утра съездил в Залепино. (Нетерпеливо глянул на часы.)