Драмы и секреты истории, 1306-1643

Разумеется, эта эпоха была эпохой бесчисленных преступлений, совершавшихся как во Франции, так и в соседних государствах между членами одного и того же семейства. Так, граф д’Аркур всю жизнь продержал в тюрьме своего отца; графиня де Фуа отравила свою свояченицу, а владыка де Жиак — свою супругу; герцог Бретонский уморил голодом родного брата; граф де Гельдр бросил старика отца в темницу. И так далее, и тому подобное. Но то, что в истории с Жанной вступает в противоречие с этой общераспространенной безжалостностью, так это почести, которые продолжают оказываться ей и после захвата ее в плен (об этом речь пойдет дальше), а главное то, что, несмотря на попытку запугать ее, приведя ее как-то в Руане в камеру пыток, тюремщики отказываются от своих намерений вследствие ее полного безразличия ко всем этим приготовлениям, хотя все было уже готово для применения сильных средств воздействия при допросе. Потому что, если даже преступления, о которых шла речь, были совершены на самом деле, пытки в этой связи оказывались неприменимыми по отношению к «принцам крови». Достаточно перечитать уже сказанное нами о тамплиерах: для «принцев крови» казнь исключалась.

До сих пор недостаточное внимание уделялось роли семейства герцогов Орлеанских в первой части истории Жанны.

Первая задача Жанны — освобождение Орлеана. Еще до того, как она прибыла в Шинон, жители Орлеана получили письмо за подписью Бастарда Орлеанского, извещавшее их о том, что с окраин Лотарингии придет освободительница. Из Лондона от герцога Карла Орлеанского поступил приказ облачить Девственницу в цвета, которые носила Орлеанская династия. После освобождения этого города она разместилась в доме Жака Буше, ее канцлера и казначея, и жила одна. Во время обеда супруга Буше, урожденная Жанна Люилье обратилась к ней, называя ее «моя госпожа» («моя Дама», «моя государыня». — Прим. перев.). Так обращались лишь к самым знатным придворным дамам, к принцессам. С ее прибытием вся власть в городе принадлежала ей одной. Она стала Орлеанской Девственницей, подобно тому как уже существовал Бастард Орлеанский. Такая привилегия принадлежала ей с рождения, ибо она была дочерью покойного герцога Луи и сводной сестрой его сына.

О незаконнорожденности Карла VII

Свести воедино доказательства незаконнорожденности Карла VII, тем самым ставящие под вопрос его права на престол, можно следующим образом.

1. Письмо Карла VI от 17 января 1420 г., отправленное из Труа жителям Парижа, в котором содержались такие слова, как «Карл, называющий себя регентом королевства…», «и в силу этого просит, чтобы в этом случае никто не объединялся бы с нашим так называемым сыном, не оказывал ему ни помощи, ни милости никакой…».

Могут заметить, что слова «так называемый» в старом языке выражали общераспространенное, не претендующее на абсолютную достоверность мнение, отражающее «слухи, циркулирующие в обществе». Другой его вариант — «называющий себя» из предыдущей фразы. Значит, Карл VI не собирается утверждать, что в его глазах Карл VII является его сыном: он таков, согласно «слухам, циркулирующим в обществе».

2. Текст Трактата, опубликованного в Труа 21 мая 1420 г. В статье 29 есть такие слова: «…учитывая ужасающие и чудовищные злодеяния, а также проступки, совершенные в королевстве Франции Карлом, так называемым дофином из Вьеннуа».

Достоверно известно, что к этому времени все старшие братья Карла VII умерли. Последний из них — Жан, герцог Туренский и Беррийский, граф Пуату, пэр Франции, — скончался в городе Компьен 5 апреля 1416 г. от яда, если верить летописям. Тем самым в тот же момент его титул «дофин Вьеннуа» перешел к его младшему брату — будущему Карлу VII. Для того чтобы отрицать, что он обладает правом на такой титул, его рождение должно считаться незаконным, он сам должен быть незаконнорожденным отпрыском прелюбодейной связи, и такой отказ от отцовства со стороны Карла VI выражен в презрительных словах «так называемый». Ведь в противном случае ничто не могло бы помешать тому, чтобы он стал законным наследником титула «дофин».

Как видим, усилия историков-консерваторов безуспешно противостоят такому отрицанию.

3. При рождении Карла VII привели в порядок колыбель «детей Франции». И тогда на данной колыбели оказался только баварский герб: «в один ряд расположенный 21 ромб из серебра и лазури». Это был герб его матери Изабо. Французские лилии отсутствовали, что по меньшей мере любопытно.

О гербе Баварии см.: Дюфрен де Бокур. История Карла VII, Т. I, с.6. Он упоминает суммы, выплаченные двум ремесленникам. Один из них получил деньги за то, что «обновил колыбель, уже служившую братьям Карла». Другой — за то, что «эмалью изукрасил на гербе названной Госпожи (королевы) четыре дощечки из тонкой золоченой меди».