В шуме весёлого гама, громких шуток и хохота солдат, скрывавших за грубым юмором своё волнение, никто не услышал первых залпов магаданских пушек. Дюжина земляных фонтанов, поднявшихся среди вставшей на обед имперской армии, вызвала не испуг, а недоумение. Не успела осесть земля, взлетевшая в воздух, не успели почувствовать боль раненые пехотинцы, как ещё дюжина снарядов разорвалась прямо в воздухе, осыпав с высоты германцев жалящими кусочками металла. Только после этого закричали первые раненые, офицеры сбросили с себя оцепенение и принялись командовать. Бестолковые крики командиров вызвали суматоху, отряды бросились в разные стороны, бойцы сталкивались друг с другом, падали, бросали оружие. А в воздухе продолжали разрываться десятки снарядов, засыпая людей смертельным дождём, вновь упали фугасы, поднимая новые фонтаны земли.
К тому времени, когда командиры с помощью опытных капралов смогли навести относительный порядок и отвести войска от места расстрела, стрельба из невидимых пушек неожиданно закончилась. Над полем установилась тишина, в которой неожиданно громко послышались стоны раненых и крики умирающих пехотинцев. Но, никто не посмел оказать помощь погибающим солдатам, убежавшие от разрушенной переправы германцы боялись вернуться обратно. Солдаты и офицеры внимательно вглядывались в горизонт, стараясь рассмотреть вражеские позиции. Увы, со всех сторон белел нетронутый снег, только поднятые шумом взрывов галки и вороны кружили стаями над полями, заливая окрестности громким карканьем. Минуты затишья тянулись неожиданно долго, пугая своей тревожной безопасностью. Пять, десять, двадцать минут, стрельбы всё не было. Мистическим образом, невидимый и недоступный враг уничтожил и ранил сотни солдат, разметал костры и разрушил повозки, так и не появившись, даже вдали.
- Дитер, пошли к кострищу человек десять, - Макс фон Шмелинг успокоился, но, возвращаться не собирался. Стоны раненых, окровавленные тела убитых, разбросанные на бывшем бивуаке, лишили молодого барона аппетита. - Пусть соберут брошенное имущество.
- Десять мало будет, - оглядев рекрутов, бросивших свои ружья у костров, ответил опытный капрал. - Надо две дюжины послать, чтобы за раз всё принесли.
- Хорошо, командуй, - барон огорчённо рассматривал свою запачканную на локтях и коленях землёй, промокшую одежду. - Чёрт побе...
- Бабах!!! Бабах!!! Бабах!!! - Над германскими отрядами снова разорвались снаряды, начинённые свинцом. Сотни смертельных кусочков металла с пронзительным свистом выкашивали пехотинцев, не оставляя шансов на спасение. Вражеские снаряды неожиданно разрывались в воздухе, оставляя белые облачка от сгоревшего пороха на высоте пятьдесят-сто метров, и, почему-то, именно над отбежавшими на новое место людьми, словно невидимые пушкари отлично знали, где укрылись их враги. Из этих рукотворных облачков на землю и пытавшихся укрыться солдат падали отнюдь не снежинки, а раскалённые осколки стали и чугуна, от которых некуда было укрыться на ровном поле. Эти смертоносные осколки снарядов выкашивали убитыми и ранеными до полусотни сгрудившихся в группы солдат за один разрыв снаряда. Спустя пару десятков залпов, до германских командиров дошла нетривиальная мысль, что кто-то подсказывает пушкарям, куда они перебегают.
Началось самое интересное - поиск предателя или шпиона. Всё это под регулярным артобстрелом, уносящим десятки жизней каждую минуту. Спустя полчаса до командиров дошло, что надо отступать, в надежде выйти из-под обстрела невидимых орудий. Отступление практически сразу перешло в паническое бегство, солдаты драпали откровенно, лишь ветераны старались помочь раненым и прихватить оружие с немудрёными пожитками. Остатки передового отряда собрались в двух верстах от берега речушки через час, ни о какой переправе речи уже не было. Пока подошли остальные отряды, пока командиры согласовали действия и выслали разведку на другой берег, наступил вечер. За день армия вторжения успела продвинуться на пять вёрст от границы на восток, потеряв убитыми и ранеными четыре тысячи солдат. Макс фон Шмелинг, получив ранение в ногу, уже не мечтал о новом поместье. С юношеским максимализмом он проклинал всех, начиная с императора Рудольфа, обманом пославшего его на смерть, заканчивая чёртовыми магаданцами, не пожелавшими честно встретиться в сражении.
Ночь не принесла спокойствия армии вторжения, раненые стонали и кричали, немногочисленные лекари трудились при свете костров и факелов, не покладая рук. Предсмертные крики и стоны товарищей мало кому дали спокойно выспаться, многие солдаты и командиры невольно примеряли судьбу раненых и убитых соратников на себя. Утром полковые пасторы и кюре обошли паству, пытаясь вернуть солдатам утраченный боевой дух. Пока шли молебны о ниспослании победы германскому оружию, на востоке, в лучах восходящего солнца, начал подниматься воздушный шар. Незаметный в ярком свете летнего солнца на фоне снега, белый шар с подвешенной корзиной, поднимался всё выше и выше, обгоняя встающее светило.