Кэсс принялась рассматривать фарфоровую чашку, украшенную золотыми и синими узорами в греческом стиле. Поднеся ее к губам, она отпила глоток и затаила дыхание. Ничего не последовало, и она попробовала еще, и еще. Через пять минут она принялась за тост.
Гэвин тем временем терпеливо ждал, наблюдая, как она ест. Даже несмотря на утреннюю щетину и припухшие со сна веки, он великолепно выглядел. Бледно-желтая хлопковая рубашка на пуговицах с закатанными рукавами обнажала загорелые руки с золотистыми волосками, и даже при взгляде на них Кэссиди вновь ощутила желание.
Наконец она вздохнула и наморщила нос:
– Спасибо, мне уже лучше.
Он улыбнулся, и в этой улыбке были сочувствие с восхищением.
– Не представляю, как женщины это терпят. Тот, кто назвал вас слабым полом, был просто идиот.
Эта фраза подняла настроение Кэссиди.
– Здесь имена трех гинекологов в Силвер-Глен. Можешь посмотреть информацию про них в Интернете. Скажи, когда будешь проходить ультразвук, и я освобожу день.
– Почему ты так много работаешь?
– В смысле – почему я это делаю, когда не должен?
– Да.
– Почему ты хочешь стать правой рукой отца?
Кэсс немного поразмыслила над его словами.
– Ты прав. Отец был бы счастлив, если бы я сидела дома и вышивала крестиком, или что там сейчас делают молодые неработающие девушки, но я не хочу такой жизни.
– Мне нравится то, что я делаю, и потом, моя работа помогает людям. Для меня достаточно веские причины, чтобы ее делать. – Он помолчал. – У меня сегодня насыщенный день. Ты справишься сама?
– Конечно. Вспомни, твоя мама приглашала меня на чай, так что я не заскучаю.
Гэвин нахмурился:
– Я рад, что ты не рассказала ей про нас вчера. Я знаю, что рано или поздно придется сказать, но зачем раньше времени создавать суматоху?
– Она догадалась.
– Хм, это плохо.
– Но она пообещала сделать вид, что не в курсе. Семейка, у вас, однако, дружная.
Гэвин скрипнул зубами:
– Ты что, пытаешься вызвать у меня чувство вины?
– Вовсе нет. Твоя семья – это твое дело.
– А как насчет твоих чувств?
– А что я – привыкну, ведь у меня нет другого выбора, не так ли?
Кэссиди произнесла это намеренно, желая вызвать хоть какую-нибудь ответную реакцию, но его не так-то легко было сбить с толку.
– Я попрошу кого-нибудь вернуть твою машину, взятую напрокат, можешь пользоваться любой из моих.
– «Порше»? – в надежде спросила девушка.
– Не мечтай. Будешь привыкать к надежному и устойчивому «субару».
– Другими словами, семейная машинка.
– Тебе пора привыкать к новому статусу. Насколько я слышал, мама – это на всю жизнь.
– Если ты хотел меня развеселить, у тебя плохо выходит.
Он похлопал ее по руке и встал.
– Еще тост или чаю?
– Нет, спасибо.
Отнеся посуду в раковину, Гэвин встал рядом с Кэссиди и провел рукой по ее спутанным волосам.
– Не заглядывай так далеко вперед, Кэсс, живи настоящим. Ты справишься.
От нее не ускользнуло то, что Гэвин не сказал «мы».
– Может, мне приготовить что-нибудь на ужин?
– Не нужно за мной присматривать, Кэсс. Отдыхай, почитай что-нибудь. Я обычно не ужинаю или ем около восьми-девяти. Тебе ни к чему ждать так долго.
– Понятно. Тогда увидимся… когда-нибудь.
И прежде, чем он успел сказать что-либо, заставив ее вновь почувствовать себя незваной гостьей, Кэссиди вышла.
Кэссиди нашла ключи от машины на кухонном столе с запиской от Гэвина. Видимо, он даже боится к ней зайти – думает, она затащит его в постель.
На чай с Мейве она одевалась, тщательно выбирая одежду. К полудню температура должна была подняться градусов до двадцати семи, что было неслыханно для весны. Поэтому Кэсс надела ярко-красный сарафан с короткой вязаной бежевой накидкой на плечи. Полотняные эспадрильи и соломенная сумка дополняли образ.
Женщина встретила ее в холле отеля. Мать Гэвина была привлекательной женщиной. Она не старалась выглядеть моложе своих лет, но ее одежду нельзя было назвать старомодной.
– Мы поедим у меня в офисе, – произнесла она, беря гостью под руку и идя с нею по коридору в глубь отеля.
«Офис» напоминал милый женственный будуар. Единственным деловым предметом здесь был старинный стол с передвижной крышкой, который стоял у одной стены, весь заваленный бумагами, что ярко свидетельствовало о той роли, что выполняла хозяйка комнаты. Остальная часть пространства была заставлена мягкой мебелью с цветочным узором. На низком столике стоял серебряный кофейный сервиз. Над газовым камином висела картина, похоже, пера Мэри Кэссет1, и ее цветовое оформление как нельзя лучше оттеняло облик комнаты.
Мейве указала на стул, и Кэссиди села. Хозяйка устроилась напротив на диванчике, налила кофе в чашку и подала ее девушке.
– Забыла тебя спросить, пьешь ли ты кофе. Я могу попросить, чтобы принесли что-нибудь другое.
– Не нужно, я пью кофе иногда – когда особенно хочется взбодриться.
Наполнив свою чашку, женщина села.
– Ты мудро поступаешь. Сама я выросла в том поколении, которое боготворило кофе, так что, несмотря на попытки себя ограничивать, я совершенно определенно поклонница этого напитка. Итак, Кэссиди, – добавила она, – чем ты занимаешься?