Дразнилки (СИ)

Второй букет гвоздик лег на холм сухой земли могилы Иван Борисыча. Выхин пристроил цветы между двумя венками. Накинувшийся жаркий ветер выдернул и растрепал розовую ленту, на которой сверкали золотым слова: «Лучшему другу и ответственному работнику от коллег!».

Выхин поймал кончик ленты, сковырнул с верха могилы небольшой камень, придавил. Рядом лежал еще один камень, правильной круглой формы. Выхин увидел едва проступающие выцветшие линии на поверхности этого камня, будто когда-то давно нарисованные краской или фломастером.

– Что за… – он осторожно дотронулся до камня, ожидая, что морок исчезнет.

Его не должно было быть здесь. Этим камням место в лесу.

Если не считать трех штук, которое он притащил в квартиру в феврале двухтысячного и спрятал.

Камень на могиле отчима был холодный. Ледяной! На его поверхности остался отпечаток пальца Выхина в виде капелек влаги, которые почти сразу же испарились.

– Что за… – повторил Выхин вполголоса.

«А Лёва сегодня выйдет?»

В затылке снова провернулся раскаленный болт. Выхин выпрямился, оглядываясь. Поблизости никого не было. Ленка пропала где-то за могильными плитами. Метрах в пяти в земле ковырялась какая-то старушка, выдергивая сорняки вокруг могилки.

Эхо детского голоса оседало в сознании.

«Жир-пром-комбинат! Сиськи-письки, лимонад!»

Выхин поднял камешек, повертел. С поверхности камня ссыпался иней, оставляя влажные следы. Выцветшие линии только казались выцветшими из-за яркого солнца. Выхин знал, что в темноте эти линии обретают силу, становятся яркими и красивыми, тянутся к другими линиям на других камнях, стремясь собраться в единый рисунок…

– Эй, жирдяй! Я вроде бы говорил не появляться здесь больше.

Жаркий ветер мгновенно похолодел и слизал с лица Выхина капли пота, забился в ноздри и в горло. Солнечный свет стал бледнее, прозрачнее, будто на солнце кто-то накинул вуаль.

Дюша Капустин стоял у металлической оградки метрах в тридцати от Выхина. Невысокого роста, худой, в зимней курточке – изрядно потрепанной и как будто сгнившей. Семнадцатилетний парень, выбравшийся с того света.

За его спиной сгустились тени, оттуда веяло морозным ветром, февралем, черными беззвездными ночами. И еще там стояли люди, два или три человека, сразу не разобрать.

Выхин стер слезы тыльной стороной ладони. Надеялся, что образ растворится, но он не растворился, а сделался еще более осязаемым и реалистичным.

– Если ты забыл, жирный, то я тебе напомню, – сказала Капустин, и голос у него тоже был из прошлого, ломающийся, подростковый, мертвый. – С поломанными ногами быстрее доходит!

У Капустина не было левого глаза, вместе с веком. В пустой глазнице собрались снежинки, которые не таяли. Кончики волос Капустина тоже подмерзли и побелели.

Выхин не верил. Прошлое медленно поднималось из глубин, как хищная рыба в поисках пропитания. Он оглянулся, ища поддержки. Старушка неподалеку продолжала выщипывать траву, как ни в чем не было. Вокруг нее светило солнце. Больше никого не было.

Никого реального!

Из-за спины Капустина, из той самой промерзлой темноты, вышла Маро. Мелкая, двенадцатилетняя. Обернутая в изношенное свадебное платье, которое расползалось под жирным телом, как скользкий лаваш шаурмы. Маро весила, наверное, килограммов двести. Огромная щекастая голова подрагивала, а тройной подбородок ходил ходуном, едва удерживая такой вес. Верхнюю часть лица скрывала вуаль, покрытая инеем. Живот вывалился сквозь треснувший шов платья, и Выхин разглядел темно-синие зигзаги вен, опоясывающие огромный пупок.

Он вспомнил, как рисовал эти вены шариковой ручкой, сидя в пещере. Ему нравилось наносить линии – словно размашистые удары ножом. Словно месть за злость, которой Маро его одарила.

С тех пор эта злость преследовала его в каждом новом рисунке.

– Один раз проучить! – сказал фантом жирной девочки и протянул Капустину сначала шляпу из гвоздей, а потом хоккейную клюшку.

И вот на этом месте воспоминания рванули с неистовой силой, прорвали все ограждения, которые Выхин возводил долгие годы, вывалились в его голову одно за другим.

– Взять его! – пролаял Капустин, напяливая шляпу. Окровавленное острие толстого гвоздя вышло из его пустой глазницы.

Выхин бросился бежать, огибая надгробные плиты и оградки. Жаркий вязкий воздух цеплял за плечи, волосы, обжигал щеки, забирался сквозь стиснутые зубы.

Он оглянулся через плечо. Маро, подобрав полы платья бежала за ним. Из темноты выскочило еще одно существо, какой-то урод с приплюснутыми ушами, с глазами навыкате, с разбитыми в кровь распухшими губами. Выхин не сразу узнал его, а потом понял – Вано. Агрессивный грузин. Как с картинки в тетради – изуродованный дразнилкой.

Старушка неподалеку вздрогнула, будто что-то услышала, и выпрямилась. Уперев руки в бока, она прищурилась, разглядывая происходящее.

– Вы видите их? – крикнул Выхин и побежал в её сторону. – Видите?

Старуха открыла было рот, чтобы ответить, но в этот момент рядом с Выхиным оказалась Маро и с победным криком вцепилась ему в запястье.

У нее были ледяные мертвые пальцы. Ногти впились в кожу, разрывая.

– Попался!