Никто в двухтысячном не называл её нормальным именем – Алла. Потому что это имя нельзя было склонить, сделать «подростковым». Поэтому прилипло сленговое «Элка». И ещё дразнилка была про нахалку. Что-то такое, да.
Одногодки, то есть сейчас выходит как и ему - тридцать четыре. Выглядела почему-то старше, хотя Выхин не был уверен, что умеет правильно определять возраст по внешности. Изменилась – это без сомнений. Куда-то пропали густые каштановые кудри, теперь появилась кроткая тёмная стрижка, делающая лицо овальным. Вокруг губ морщины, под глазами – тёмно-желтые мешки (как у него самого, впрочем). Располнела в ногах, стала шире, плечистее, коренастее, будто всю жизнь тренировалась крепко стоять на земле. А ведь тогда, в пятнадцать, выглядела легче пёрышка, талию можно было обхватить ладонью…
– Ты постарел, Выхин, – сказала она, улыбнувшись.
Улыбка осталась прежней.
– А ты всё такая же… – он хотел сказать «красивая», но запнулся.
Алла смущённо махнула рукой.
– Давай, открывай, путешественник. Впусти даму в дом.
Он впустил. Вдвоём потоптались в узком коридоре. Из одного пакета, неловко поставленного на обувницу, вывалилась банка консервированного горошка. Алла хихикнула басисто – и слышать это было странно – после чего прошла на кухню.
Выхин последовал за ней, внимательно разглядывая, как кот разглядывает нового человека в доме. Он не мог никак сопоставить образ из своего воспоминания и женщину, усевшуюся на табурет у окна. Разве могли они иметь что-то общее? Элка из двухтысячных никогда бы не оделась в такое – джинсы на широком заду, клетчатая рубашка, армейские ботинки. Утончённая, милая Элка носила сарафаны и платьица, а иногда чёрненькую такую узкую юбку-лодочку и блузку, вызывая гнев старшего брата и обожание всех мелких пацанов во дворе.
– Ну чего уставился? – добродушно спросила она. – Я тоже, может быть, не верю, что это ты. Щетина на пол лица, нечёсаный. Правда, как был богатырём, так и остался. Ну и глаза, конечно. Классные у тебя, Лёва, глаза, их не изменишь.
В её голосе, показалось Выхину, была типичная женская теплота. Мамина. Так родители встречают уставшего ребёнка, вернувшегося с экзаменов. Сразу захотелось что-нибудь рассказать, про жизнь, про то, где шлялся всё это время, про проблемы и невзгоды. Всё-всё.
– Я тебе шесть телеграмм по разным адресам отправляла, – продолжила Алла. – Переезжать любишь.
– Не сидится, – сказал он. – На месте.
Алла кивнула. Продолжила, хотя он не просил, разглядывая что-то в окне.
– Пришлось взять похороны на себя. Мы с Иваном Борисовичем дружили, он мне по работе помогал, ну и всякое разное по мелочи, знаешь. Гроб, значит, заказала. Место на кладбище. Крест, деревянный, одна штука. Поминки. Друзей у него немного было, но собрались. Человек десять. Что ещё? Прибралась, как видишь. Грязно было. Что-то не успела, ну, думала, никто не приедет. У Вани никого не осталось из родственников, кроме тебя. Что еще? Завещание у нотариуса. Тебе надо в наследство вступить в течение полугода. Адресок дам, смотайся, оформи. – Она загибала пухлые пальцы, кое-где на фалангах зажатые невзрачными серебряными кольцами. Обручального не было. – Что ещё, дорогой? Ах, да. Угостишь даму чаем?
– Конечно, конечно.
Он нелепо засуетился, включил чайник, достал из пакета пачку печенья, раскрыл.
– Я только со смены, – сказала Алла, развалившись на табурете. – Ну расскажи, где шлялся всё это время? Зачем приехал?
– На похороны приехал, – соврал он. – Из Тобольска.
– В Тобольск телеграммы не было.
– Добрые люди сообщили.
– Через две недели после похорон?
Они несколько секунд разглядывали друг друга, и Выхину всё отчётливее не нравилась новая Алла, повзрослевшая болтливая баба в армейских штанах. Он захотел быстрее выставить её за дверь и больше никогда не встречаться. Зашипел чайник, выплёвывая из изогнутого носика капли кипятка.
– Не ври мне, Выхин, – сказала Алла негромко. – Не знал ты ничего о похоронах. Приехал за помощью, да? Не к кому больше ехать, вот и вернулся к нам. Ни денег, ни работы, ни жилья. Только отчим остался.
– Вот ведь как получилось, – развел руками Выхин, не подтверждая, но и не отрицая.
– Что у тебя такого страшного случилось в жизни, раз ты бегаешь по городам туда-сюда?
– Может быть, мне комфортно именно так. Когда не привязан к какому-нибудь одному месту. Могу уехать в любой момент, куда глаза глядят. Дух путешественника во мне. От мамы.
– Но ты все же здесь.
Выхин решил сменить тему.
– Говоришь, Иван Борисыч на меня завещание составил? – спросил он.
– Всё движимое и недвижимое, – кивнула Алла, надламывая кусочек печенья. – До последнего верил, что приедешь. Очень хотел тебя увидеть, но не успел, как видишь.
– Как он умер?