Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— В этом отношении, — сказал Клейтон, — с вами можно согласиться вполовину. Его разговоры имеют тоже самое сходство с действительной жизнью, какое имеют лица в оперных ролях. Натурально ли, например, для Нормы Беллини залиться песнью в то время, когда она узнаёт об измене мужа? А между тем вы допускаете это, потому, что этого требует свойство оперы; и потом, при этом исключении, всё остальное кажется вам совершенно натуральным делом, которому музыка придаёт особенную прелесть. Так и в Шекспире; вы не можете не допустить, что театральные пьесы должны заключать в себе поэзию, что действующие лица в них должны говорить непременно рифмами и притом со всею выспренностью поэтического чувства; при этом условии разговоры действующих лиц должны показаться натуральными.

— Но я не понимаю очень многого, о чём говорит Шекспир, — сказала Нина.

— Это потому, что с того времени, как он писал, многие слова и обычаи совершенно изменилась, — сказал Клейтон, — потому что в его сочинениях есть множество намёков на случаи из общественной жизни, которые теперь не повторяются, на привычки, которые давно вышли из употребления, и наконец потому ещё, что, прежде, чём понимать его, мы должны изучить его язык. Представим себе поэму на иностранном языке! Вы, не зная того языка, не можете оказать, нравится ли вам она или не нравится. А по моему мнению, в вашей натуре скрывается расположение к Шекспиру, как семя, не пустившее ростков.

— Что же заставляет вас думать таким образом?

— О, я вижу это в вас, как скульптор видит статую в глыбе мрамора.

— Не намерены ли вы изваять её из этой глыбы? — спросила Нина.

— Если будет позволено, — отвечал Клейтон, — во всяком случае, мне нравится ваша откровенность, ваше чистосердечие. Я часто слышал, как некоторые дамы восхищалась Шекспиром, сами не зная, чем восхищаются. Я знал, что они не имели ни настолько опытности в жизни, ни на столько привычки заглядывать в человеческую натуру, чтоб уметь оценивать достоинство и красоты этого писателя; восхищение их было чисто-поддельное; они считали за преступление не восхищаться им.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Нина;— что вы находите смысл в моём нелепом суждении. Я думаю удержать вас у себя ещё долее, с тем, чтоб вы перевели все мои бессмыслицы на чистый английский язык.

— Вам известно, что я совершенно в вашем распоряжении, — сказал Клейтон, — вы можете приказывать мне, что вам угодно.

В эту минуту внимание Нины было привлечено громкими восклицаниями с той стороны господского дома, где расположены были хижины негров.

— Убирайся прочь! Нам не нужно твоего хлама. Нет! Нет! Мисс Нина тоже не нуждается в тухлой твоей рыбе. У неё довольно негров, чтоб наловить свежей, если захочет!

— Кто-то там напрасно произносит моё имя, — сказала Нина, подбегая к противоположному концу балкона. — Томтит, — продолжала она, обращаясь к этому юноше, который лежал на спине и грелся на солнышке, в ожидании, когда его кликнут чистить ножи, — скажи, пожалуйста, что там за крик?

— Это, мисс, скоттер, — отвечал Томтит, — пришёл сюда сбыть какую-то дрянь. Мисс Лу говорит, что их не должно баловать, и я сам того же мнения.

— Пошли его сюда, — сказала Нина, которая, частью из сострадания к ближнему, частью из желании противоречить, решилась оказывать бедным скоттерам покровительство при всяком случае. Томтит побежал и вскоре подвёл к балкону человека, оборванное платье которого едва прикрывало наготу. Его щёки были сухи и впалы; он стоял перед Анной согнувшись и как бы стыдясь своей наружности; не смотря на то, для всякого было заметно, что при лучшей одежде, лучшем положении в обществе, он мог бы показаться красивым умным мужчиной.

— Что ты просишь за эту рыбу? — спросила Нина.

— Что пожалуете.

— Где ты живёшь? — продолжала Нина, вынимая кошелёк.

— Моё семейство приютилось на плантации мистера Гордона.

— Почему ты не приищешь постоянного места?

При этом вопросе, скоттер бегло посмотрел на мисс Нину и потом сейчас же принял обычное, томное выражение.

— Не могу приискать работы, не могу достать денег; нашему брату ничего не дают.

— Ах, Бог мой! — сказал дядя Джон, случайно подслушавший этот разговор. — Да это должно быть муж того замогильного призрака, который недавно появился на моей плантации. Пожалуйста, Нина, заплати ему, что просит: ты отсрочишь от семьи его час голодной смерти.

Нина исполнила приказание дяди, щедро заплатила скоттеру за рыбу и отпустила его.

— Теперь, — сказала Нина, — я уверена, что всё моё красноречие не убедит Розу приготовить рыбу к обеду.

— Почему же нет; если вы прикажете ей? — сказала тётушка Мария, которая уже спустилась на балкон.

— Почему? Потому, что скажет: я не имею расположения готовить её.

— Мои слуги к этому не приучены! — заметила тётушка Мария.

— Я с вами совершенно согласна, — сказала Нина.

— Но ваши слуги и мои — большая разница. На моей плантации они делают, что хотят, и за всё это я требую от них одной только частицы той же самой привилегии.