Любовь, которую не в силах охладить наши заблуждения, которую не могут изменить самые длинные промежутки времени, — в которой скорбь находит отраду, преследование — защиту, отчаяние — утешение! Любовь, всё прощающая, всё озаряющая! Даже смерть и отчаяние ты превращаешь в источник блаженства! На этот раз ты торжествуешь здесь, в этой пустыне, вдохнув отраду в сокрушённое сердце молодой невольницы.
С окончанием пения умирающая открыла глаза.
— Моя мать любила петь этот гимн, — сказала она.
— И ты веришь словам его?
— Верю, — отвечала она. — Теперь я вижу моего Спасителя. Он любит меня. Дайте мне покой.
После этого наступало несколько секунд тех судорожных содроганий, которые, служат признаком переселения души в другой мир, и Эмилия успокоилась навеки. Мистер Диксон, стоя на коленях, старался горячей молитвой облегчить своё переполненное сердце. Наконец он ему встал, подошёл к торговцу, и, взяв его за руку, сказал:
— Друг мой, да послужит тебе этот случай напоминанием о вечности. Богу угодно было показать тебе всё нечестие твоих деяний. Сбрось ты с себя все грехи свои, и добрыми делами приготовься к покаянию. Сними оковы с этих несчастных созданий и скажи им, что они свободны!
— Что вы говорите? Эх! — да эта партия стоит десять тысяч долларов! — сказал торговец, вовсе неприготовленный к такому практическому увещанию.
Не думайте, однако ж, чтоб торговец в этом отношении представлял собою поразительное исключение. Та же самая причина, только не так откровенно высказываемая, держит в руках сатаны многих чрезвычайно воспитанных, образованных, почтенных людей, которые охотно бы желали спасти свою душу, если б при этом не нужно было расставаться с роскошью.
— Друг мой, — сказал мистер Диксон, прибегая к словам строгого и непогрешимого мудреца всех времён, — какая польза человеку, если он приобретёт целый мир и погубит свою душу?
— Знаю, знаю, — сказал торговец, не сомневаясь в истине этих слов, — но в настоящем случае так трудно на это решиться. Впрочем, я подумаю. Мистер Бонни хочет купить Нэнс, и мне было бы жаль обмануть его ожидание. Подумаю об этом, непременно подумаю.
Мистер Диксон воротился на поляну около двух часов ночи и, поставив лошадь, отправился к палатке, устроенной для проповедников. Здесь, при самом входе, он встретил мистера Бонни, озарённого светом луны. Мистер Бонни спал внутри палатки; но надобно признаться, наводнённая народом палатка в ночное время представляет весьма душное и неудобное место для отдыха. Поэтому мистер Бонни вышел на свежий воздух и стоял у палатки в то самое время, когда к ней подходил мистер Диксон.
— Откуда так поздно? — сказал мистер Бонни.
— Присмотрел за стадом в пустыне, на которое никто не обращает внимания, — отвечал мистер Диксон и потом в печальных словах и мрачными красками описал сцену, которой был свидетелем. — Мистер Бонни! — говорил он, — знаете ли вы, каким порокам и преступлениям вы покровительствуете? Здесь, например, вправо от нашего лагеря, находится партия скованных невольников, мужчин и женщин, совершенно невинных, но которых водят в оковах по нашему краю, которые служат нам позором перед лицом каждой христианской нации. На какие ужасные, гнусные преступления покушаются несчастные торговцы! Какой ад представляют собою эти торговые дома, где мужчины, женщины и дети обращаются в продажный товар, куда свет Евангелия никогда не проникает! Наконец, в одном из этих несчастных торговцев начинает пробуждаться сознание в преступных действиях: вы являетесь перед ним и оправдываете образ его действий, мастер Бонни, вы точно камень преткновения, о который спотыкаются души и стремглав падают в ад. Я не верю, что основою убеждениям вашим служит Ветхий Завет. Вы должны понимать, что те понятия не имеют отношения к такому рабству, какое мы видим в этой стране.
Восторженность, с которой мистер Диксон говорил, и благочестие, которым он всегда отличался, придавали словам его необыкновенную силу. Читатель не будет удивляться, если мы скажем, что мистер Бонни, восприимчивый и чувствительный, проливал слёзы, будучи тронут таким увещанием. Не будет удивляться он и тому, что спустя две недели, мистер Бонни прикупил к своей плантации от того же торговца трёх негров.
Прежде, чем толпы народа, собравшиеся на сход, разойдутся, мы должны описать ещё одну сцену. В поздний час ночи карета Гордона медленно тянулась по безмолвной, извилистой, лесной дороге. Гарри, ехавший позади, вдруг почувствовал, что кто-то наложил руку на узду его лошади. Изумлённый, он остановился.
— Ах, Дрэд, это ты? Как это осмелился ты? Можно ли поступать до такой степени неблагоразумно! Как ты осмелился показаться здесь! ведь ты рискуешь жизнью.