судового комитета “Севастополя” С. Поднебесное. Нам удалось обнаружить тексты трех его писем, еще два по неизвестным причинам помещены не были. В письме, напечатанном в “Известиях …” от 31 августа, С. Поднебесное возмущался поведением матросов, исправлявших обычные железнодорожные билеты на билеты для проезда в курьерских поездах, и требовал их ареста и привлечения в Секцию Охраны народной свободы.[940] В другом — призывал комитеты всячески содействовать образованию команд.[941] Еще одно письмо посвящалось мошенничеству машиниста 6 роты “Петропавловска” И. Макарова.[942]
Думается поэтому, что нет ничего удивительного в возрастании числа членов Матросского клуба, открывшего дополнительные секции 14 июля. Косвенно об этом свидетельствует число утерянных соответствующих удостоверений. Если весной 1917 г. нами был зафиксирован единственный случай, то с июня по конец августа матросы 1-й бригады линейных кораблей теряли членские билеты клуба 9 раз.[943] Популярным считалось среди экипажа театральное отделение клуба, возглавлявшееся с августа матросом I статьи с линейного корабля “Гангут” Д. Хлыстовым. Активно ему помогали Н. Юшков с “Севастополя” и Р. Копылов с “Петропавловска”.[944] Масса желавших заниматься была и в танцевальной секции, однако подобное увлечение не всегда воспринималось положительно, о чем говорит письмо бывшего судового секретаря судового комитета линейного корабля “Севастополь” писаря 1 статьи С. Поднебеснова. Сетуя на большое число любителей “салонных танцев”, он требовал их “искоренения, а помещения клуба, где они проводились, — передать для чтения лекций”. При этом Поднебесное писал, что это принесет существенную пользу, так как “наши любители танцоры сократят требования на подметки”.[945]
Открывшийся при участии судовых комитетов Матросский университет имел 4 факультета: естественно- исторический, физико-математический, историко-литературный и политико-экономический. Всего в нем училось, по данным Е.Ю. Дубровской, около 8 тыс. чел.[946] Те, кто учились в Матросском университете, должны были читать лекции и для других. Для этой цели на “Севастополе” судовой комитет постановил. 16 октября выделить специальное помещение. Обучение в университете открывало широкие перспективы для продвижения в различных организациях, где могли состоять нижние чины. Так, член судового комитета “Севастополя” II созыва машинный унтер-офицер С. Новосельский, окончивший университет, стал 17 октября членом президиума Матросского клуба.[947] До него туда был избран матрос с “Полтавы” С. Костюков. Другой пример — 16 матросов “Петропавловска”, посланные затем агитаторами в Черниговскую, Киевскую и Харьковскую губернии.[948]
Однако названных мер оказалось недостаточно для полноценной организации досуга нижних чинов на берегу. Со второй половины июля резко увеличилось число пьяных в Гельсингфорсе. Поэтому Исполнительный Комитет Совета даже опубликовал в своих “Известиях…”, предупреждение, что впредь лица в нетрезвом состоянии должны задерживаться особыми патрулями и доставляться в секцию Охраны народной свободы с публикацией их имен. В октябре Совет распорядился не останавливаться перед отправкой виновных в действующую армию.[949] 9 августа решением судовых делегатов “Петропавловска” кочегар И. Микрюков за пьянство и утерю на берегу документов — членского билета Матросского клуба и билета РСДРП(б) на три дня был заключен в корабельный карцер.[950] 1 9 августа матросу А. Морозову “за опоздание на корабль и продажу в нетрезвом виде подметок” было вынесено порицание перед командой и “оставить на 10 дней без берега. Такие же наказания ожидали задержанных 22 августа матросов с “Полтавы” Г. Савельева и с “Гангута” А. Звербуля.[951] За период с 1 сентября по 20 октября туда попали матросы “Петропавловска” П. Игнатьев, Г. Лодейщиков, “Севастополя” — И. Тычков, В. Блохин и И. Гребнев, “Полтавы” — В. Пичугин. Все они приговаривались к лишению съезда на берег 1–2 месяца и к денежным штрафам.[952]
Имели место и более изощрённые аферы. Упоминавшийся машинист 6 роты линейного корабля “Петропавловск” сдавал внаем “хорошую комнату с альковом”, причем комната ему не принадлежала. Судовой комитет ходатайствовал перед представителями секции Охраны народной свободы “о возможно более строгом наказании.[953]