Только вот у меня ее не было. Делать нечего, пора домой. Я ехал медленно, на несколько миль в час ниже разрешенной скорости. В Майами это как повесить на спину плакат «Вмажь мне!». Конечно, мне никто не вмазал, для этого им пришлось бы замедлить ход. Мне гудели семь раз, восемь раз показали средний палец, и пять машин просто объехали меня – кто по тротуару, кто по встречной.
Впрочем, сегодня даже высокая энергетика этих водителей не смогла поднять мне настроение. Я был смертельно утомлен и потрясен, мне нужно подумать, забыть гулкое эхо Арены и тупую болтовню Ла Гэрты. Медленная езда дала мне возможность поразмыслить, разобраться в значении всего произошедшего за день. И выяснилось, что одна глупая фраза все время звенит у меня в голове, перескакивая с извилины на извилину. Казалось, она живет собственной жизнью. Чем больше я в нее мысленно вслушивался, тем больше смысла находил. А по ту сторону смысла она превращалась в некую искушающую мантру. Стала ключом к мыслям об убийце, выкатившейся на дорогу голове, засунутому в мешок зеркалу и восхитительно сухим фрагментам тела.
Например: «Если бы это был я, что бы я хотел сказать этим зеркалом?» или «Если бы это был я, что бы я сделал с грузовиком?»
Конечно, это могло бы показаться завистью, что плохо для души, но поскольку души у меня нет, значит, нет и проблемы. Если бы это был я, я бы бросил грузовик в укромном месте неподалеку от Арены. Потом очень быстро убрался бы оттуда – на припрятанном где-то рядом автомобиле? На угнанном? Зависит от обстоятельств. Если бы это был я, оставить части тела на Арене было запланировано заранее, или так вышло в результате гонки по дамбе?
Нелогично. Он не мог предугадать, что кто-то погонится за ним в сторону Норт-Бэй-Виллидж, разве не так? Но почему тогда у него была готовая для броска голова? И почему все остальное он отвез на Арену? Странный выбор. Да, там полно льда, а холод – это только хорошо. Вот только огромное гулкое пространство совершенно не подходит для такого рода интимных моментов – если бы это был я. Арена – ужасная, настежь открытая опустошенность, не может быть проводником настоящего творчества. Забавно побывать, но не здесь студия настоящего художника. Свалка, а не рабочее место. Просто не соответствует ощущениям.
Конечно, если бы это был я.
Итак, Арена – смелый бросок на неизведанную территорию. Такой ход должен разозлить полицию и скорее всего направить ее в ложном направлении. Если там, само собой, еще понимают, что такое ложное направление, в чем я все больше сомневаюсь.
И – чтобы покончить с зеркалом: если я прав насчет причин выбора Арены, тогда зеркало – дополнительный атрибут, отражающий эти причины. Оно может служить связующим звеном, комментарием ко всему, что произошло, включая оставленную отдельно голову. Заявлением, объединяющим все нити, связывающим их в аккуратные узлы, подобно фрагментам тела в пластиковых мешках.
Заявлением, элегантно подчеркивающим основную работу. Итак, как бы звучало заявление, если бы это был я?
Ну хорошо. Конечно, именно так. Я тебя вижу. Я знаю, что ты идешь за мной, и я слежу за тобой. Только я намного впереди, контролирую твой курс, устанавливаю скорость и наблюдаю, как ты следишь за мной. Я тебя вижу. Я знаю, кто ты такой, где ты, а все, что ты знаешь обо мне, – это то, что я наблюдаю за тобой.
Звучит логично. Только почему же мне не становится легче?
Дальше, что из этого я могу рассказать дорогой моей бедняжке Деборе? Дело принимает слишком личный оборот, приходится напрягаться, чтобы не забыть, что в нем существует еще и публичная сторона, и сторона эта важна для моей сестры и ее карьеры. Если у меня достаточно ума, чтобы слышать и реагировать, я не скажу ни ей, ни кому бы то ни было, что, по-моему, убийца пытается мне объяснить. А остальное? Должен ли я что-нибудь рассказать ей и хочу ли?
Все, перебор. Нужно поспать, иначе всего этого не рассортировать.
Я чуть не плакал, когда забрался в постель. Не стал сопротивляться сну, который наступил мгновенно, и я провалился в темноту. Проспал почти два с половиной часа, пока меня не разбудил телефонный звонок.
– Это я, – сказал голос на другом конце.
– Конечно, ты.
И это, конечно, была Дебора.
– Я нашла рефрижератор.
– Что ж, поздравляю, Деб. Очень хорошая новость. На другом конце провода наступила долгая тишина.
– Деб? – произнес я наконец. – Это ведь хорошая новость, правда?
– Нет, – ответила она.
Потребность во сне все еще ухала в моей голове, как выбивалка по циновке, хотя я и старался сконцентрироваться.
– Э-э… Дебора, что ты… что случилось?
– Я опознала ее. Абсолютно точно. Фотографии, части тела и все такое. И, как образцовый скаут, все рассказала этой сучке.
– И она тебе не поверила? – спросил я скептически.
– Может быть, и поверила.
Я старался открыть глаза, но они упрямо закрывались, и я сдался.
– Извини, Деб, кто-то из нас недоговаривает.