– Можешь насмехаться, сколько пожелаешь, Клои, но я официально поставил тебя в известность, что сегодня же найду, что именно открывает этот ключ.
– И ты готов вломиться в спальню леди ради этого? – Дразнящий голос Клои искал способ пробить броню решимости Николаса, девушка наспех пробежалась по строчкам записки, тонкий палец замер, найдя искомое слово. – И там еще было что-то про ложе…
Молодой человек опустил глаза, краска поползла от алой шеи вверх к ушам.
– Боже Всемогущий, почему тебе необходимо все усложнять? – пробормотал Николас и покачал головой.
Джули подала голос, вмешиваясь в диалог родственников:
– Но что мешает нам помочь твоему брату, Клои? Разве тебе не интересно, какие тайны откроет этот ключ?
Николас с удивлением уставился на девушку, обнаружив в ней союзницу.
Клои встала из-за стола, она все еще вглядывалась в витиеватые предложения Розмари Эйвери. Что-то ее беспокоило, между бровей залегла морщинка, а глаза сощурились, будто девушка страдала сильной близорукостью.
– Здесь что-то не сходится, Ник. – В словах Клои уже не было прежней иронии, она подошла к парню и указала на третий снизу абзац: – Ты родился после смерти своей бабушки, ведь так?
Губы Николаса быстро шевелились, пока он читал указанную часть письма про себя. Джули внимательно следила за выражениями их лиц, пытаясь разобраться в том, что происходило.
– Да, она слегла в марте тысяча девятьсот семьдесят второго и через несколько месяцев скончалась, а я родился ровно десять лет спустя, мама всегда подчеркивала этот факт.
В памяти Джули замелькали строчки недавно прочитанного письма. Что же в них было странного, какую несостыковку сумела разглядеть ее подруга?
Клои торжествующе оглядела комнату и, театральным жестом воздев руку к потолку, спросила, ни к кому в частности не обращаясь:
– Так каким же чертовым образом Молящаяся Бланш, одиннадцать лет покоящаяся в могиле, передала тете Розмари сообщение о том, что настала пора открыть ящик Пандоры?
Вересковое поле, укрытое одеялом низко плывущих туч, пестрящая рекламой и граффити остановка, качнувшийся на ветру медный петух… На экране ноутбука один за другим мелькали кадры, снятые в Хейзвудсе и окрестностях. Джули кликала мышкой, и недовольство собой росло с каждым ее щелчком.
– Скучно, банально… А здесь вообще горизонт завален, как у какой-то школьницы с мыльницей! – Девушка запустила свободную руку в волосы и взъерошила их. Ни одна фотография не казалась ей достойной того, чтобы показать ее профессору Хиву.
Около полудня она получила от него сообщение:
– Вивиан Майер, значит… – Фотограф хмыкнула, захлопнула крышку ноутбука и растянулась на кровати.
Она без труда поняла намек преподавателя. Мисс Майер была одной из лучших фотографов своего времени, по крайней мере, в США, получившая признание лишь год назад, после своей смерти. Ее снимки нью-йоркских улиц и случайных прохожих были поистине гениальны, но женщина не опубликовала ни одной из своих работ.
В прошлом году профессор Хив показал несколько фотографий Вивиан Майер, а закрыв последний слайд, попросил своих студентов задуматься о том, что, сомневаясь в своем таланте, пряча наброски и идеи, они лишь стремились к повторению судьбы невероятного фотографа, всю жизнь считавшей себя лишь няней и скрывавшейся в своей лаборатории от всего мира.
– Многое может вдохновить вас в творчестве мисс Майер: она не жаждала славы, не стояла под дверьми редакций модных журналов, она снимала, потому что не могла не снимать, это была ее страсть и способ познания мира. Но, заклинаю вас, позвольте другим смотреть вашими глазами. Проявляйте пленки, смело печатайте фотографии, а люди рассудят.
Кого-то лекция, может, и подбодрила, но не Джули. Она была полностью солидарна с Вивиан Майер и втайне подозревала, что гениальный фотограф пыталась показать кому-нибудь свои снимки, но получила такую критику, что отбросила все попытки отправить их в журнал. Джули чувствовала странное родство душ с женщиной, хотя и отдавала себе отчет, что до таланта американки ей далеко.
Джули вернулась к туалетному столику и решительно раскрыла ноутбук. Должно же было быть хоть что-то…
Черная кошка всматривается в свое отражение в освещенном единственной свечой зеркале. А на заднем фоне – женщина в белом кружевном платье.
Джули несколько раз моргнула.
На другом конце коридора послышался шум семейной ссоры Клои и Николаса.