Дремучий случай

— Пей, — прорвалось в мое сознание, словно издалека, и чья-то грубая рука влила мне в рот что-то теплое и терпкое на вкус, видимо, какой-то травяной настой, но точно не алкоголь. — Пей, — приказ повторился, и я попытался еще раз сглотнуть противную субстанцию. — Вот и молодец, — раздалось в ответ.

Все тело ломило, вместо нормального дыхания получался какой-то хрип, и каждый вздох отдавался болью.

Где я? Что со мной?..

Ах да…

Я вспомнил, как меня убивали на кладбище. Вспомнил лицо Иги, перекошенное от злобы и сожаления. Злобы и сожаления… Боже, какое нелепое сочетание! Я застонал.

Выходит, меня не убили? Или все-таки? Нет, в раю мне не место, а в аду, для меня нашлось бы что-нибудь, похуже, травяной настойки. Значит, я все-таки живой.

Мне не хотелось жить.

Боль была везде. В каждом вздохе, в каждой мысли.

Умереть… Это желание было особенно острым.

Умереть, чтобы не чувствовать…

Умереть…

Но боль не уходила, а я не умирал.

Нужно открыть глаза. Эта мысль пришла более четкой, чем предыдущие.

Нужно открыть глаза.

Это далось не так легко, но все же я сумел разлепить веки — надо мной был потолок из черных промасленных шпал, на нем — лампочка ватт на шестьдесят без плафона.

— Очнулся, наконец, — сказал кто-то хриплым голосом.

Мне стоило бы вскочить и разобраться с незнакомцем, кто он, что ему от меня надо и что я здесь делаю, но сил не было совершенно.

'Поверни голову', - дал я себе команду.

Не получалось.

Пришлось повторить себе это еще несколько раз, наконец, мне все же удалось повернуть голову в сторону говорящего.

Возле койки, на которой я лежал, на трехногом табурете сидел старик. Лицо черное от загара и давно небритое, спина сгорбленная, одет в черную засаленную куртку, которая с первого взгляда показалась мне телогрейкой советских времен, а в довершение образа — новые красные кроссовки с зелеными кислотными шнурками. У меня аж в голове прояснилось от подобного зрелища. И где только дед раздобыл такую пакость?

— Шузы не в масть, — пробормотал я, еле ворочая языком, не сводя глаз с чудовищной обуви.

— Ишь ты, — хмыкнул старик, — подобрал я себе директора модного дома.

Я попробовал усмехнуться, но не смог. Попытка отозвалась острой болью во всем теле, и всепоглощающая тьма снова сомкнулась над моей головой.

Следующее пробуждение было не менее болезненным, но более осмысленным.

Странный старик все еще сидел возле меня.

— Кто… ты? — выдавил я из себя. Почувствовал, как трескаются губы.

— Попей, — старик вскочил с необычной для его возраста прытью и поднес к моим губам кружку все с той же отвратительной травяной настойкой.

Протестовать сил не было, и я послушно пил.

— Как себя чувствуешь? — спросил он.

Я не ответил…

— Кто ты? — повторил я, мне хотелось узнать, что это за тип, и куда меня по его воле занесло. Что ж, по крайней мере, я не в могиле. Хоть один положительный момент.

— Меня зовут Федор Прохорович, — представился дед до того, как я успел что-либо спросить. — Я охранник кладбища.

Что-то стало проясняться. Теперь понятно. На краю кладбища стоял маленький домик, больше напоминающий сарайчик, и все знали, что там живет сумасшедший старик, возомнивший себя охранником мертвых душ. Однако буйным он не был, власти его не трогали, и жил этот странный любитель кладбищенской атмосферы в свое удовольствие.

— Здорово тебя отделали, — продолжал Федор Прохорович. — Что ж ты им такого сделал?

Ну, вот, а вопросов нам как раз не надо.

— Не важно, — я попробовал встать, но ничего не вышло, в ответ на мое движение под ребрами резануло острой болью, и, задохнувшись, я снова рухнул на подушку. — Помогите мне встать, и я уйду, и больше вас не побеспокою, — сказал я, отдышавшись.

Старик крякнул.

— Вот еще. Я тебя не для того через все кладбище тащил, чтобы ты потом помер. Ты, парень, спи давай. А потом мы еще поболтаем, успеем.

— Я не хочу… — я закашлялся, — болтать…

Старик сурово сдвинул брови:

— Спи, кому говорят! — потушил свет и вышел из каморки.

Я остался один, и я был этому рад. Все болело, но больнее всего было внутри. Меня предали, пытались убить. Кто? Те, кому я доверял больше всего, в ком я не сомневался. И за что они так со мной? За то, что я якобы предал их. А я бы никогда…

Я почувствовал, что по щекам бегут горячие слезы, но сил не было даже на то, чтобы поднять руку и вытереть их.

Как хорошо, что старик ушел…

Внезапно меня накрыла волна ненависти. Отомстить. Встать с этой проклятой койки и отомстить… Взять что-нибудь тяжелое, а лучше пистолет, и пойти перебить этих предателей к чертовой матери, отомстить! Отомстить…

Наверное, я упивался мыслью о мести не меньше получаса, представляя себя этаким суперменом, который внезапно врывается в комнату, где собрались его враги, и убивает всех без разбора.