Дренайский цикл. Книги 1-11

Кебра сбежал и стал готовить завтрак. Ногуста и Дагориан, сидя у ручья, беседовали вполголоса.

— Зубр хоть знает, что делает? — спросил офицер.

— Знает. Ты не поверишь, но все лагерные девки требовали его, когда рожать собирались.

— Не могу понять почему.

— Может, потому, что он зачастую и отцом был. Но я думаю, что королева в надежных руках.

— В надежных… Много ли надежды у нас всех осталось?

Ногуста чувствовал в Дагориане страх, и это его беспокоило. Он видел, что офицер стал сам не свой с той ночи, когда на них напали волки.

— С тех пор, как ты спас королеву, ничего не изменилось, — заметил он.

— Я ее не спасал — это сделала Ульменета. И дети. Я позже пришел. И мы все уже распрощались бы с жизнью, если б вы не подоспели и не перебили солдат. Никакой особой пользы от меня не было. — Дагориан вздохнул. —Я не такой, как ты, Ногуста, не такой, как твои друзья. Вы настоящие мужчины, герои. А я… я просто неудавшийся священник.

— Ты неверно судишь о себе, — начал Ногуста, но Дагориан прервал его:

— Помнишь, ты предупредил меня, что Банелиона хотят убить? Я сказал тебе тогда, что пойду к нему, и пошел.

— Да. Он посоветовал тебе держаться от него подальше — и правильно посоветовал.

— Может, и так, но герой не послушался бы его. Понимаешь? А я только обрадовался, что меня избавили от ответственности. Я поблагодарил его и ушел. Ты бы ушел на моем месте?

— Ушел бы.

— Я тебе не верю.

— Я говорю тебе правду, Дагориан.

— Допустим — но разве ты испытал бы облегчение?

— Ты мучаешь себя понапрасну. Скажи, что грызет тебя на самом деле?

— Я боюсь. — Дагориан посмотрел Ногусте в глаза: — Что ты видел? Мне нужно знать.

— Ничего тебе знать не нужно, — заверил его Ногуста. — — Если я даже скажу тебе, проку не будет. Мой дар — как острый меч. Может спасти жизнь, а может и отнять. Мы с тобой живы, и у нас есть цель. Все, что мы можем — это постараться остаться живыми. А видел я что или не видел, дело десятое.

— Нет, неправда. Будущее не высечено из камня. Ты мог бы, например, увидеть, как я иду по краю обрыва, оступаюсь и падаю. Но если ты меня предупредишь, я не полезу на тот утес и останусь жив.

— Я уже говорил тебе: то, что я вижу, не зависит от моего выбора.

— Я хочу только знать, умру я или нет. На это ты можешь мне ответить?

— Все мы умрем в конце концов — такова жизнь. Мы рождаемся, живем и умираем. Важно лишь то, как мы живем, да и это со временем утрачивает важность. Когда-нибудь нас всех забудут. Ты ищешь уверенности? В этом можешь быть уверен целиком.

— Я боюсь оказаться трусом. Боюсь, что не выдержу и сбегу.

— Никуда ты не сбежишь. Честь и мужество, которыми ты наделен, не допустят этого. Я знаю, что тебе страшно, но это ничего — мне тоже страшно. Врагов у нас много, а друзей мало, но мы выполним свой долг до конца, потому что мы мужчины и родились от мужчин.

Королева закричала снова. Дагориан, содрогнувшись, встал и пошел прочь.

Прошло около часа, и в загородке настала тишина, Зубр вышел к костру и поел приготовленной Коброй овсянки.

— Ну что там? — спросил лучник.

— Она теперь отдыхает. — Скоро ли она родит?

Зубр пожал плечами.

— Воды сошли, а когда ребенок выйдет — кто знает. Через час, через два, а может, и позже.

— Вот так точность! Я думал, ты в этом разбираешься,

— Не так часто я этим занимаюсь, чтобы стать знатоком. Знаю только, что всякие роды состоят из трех стадий. Первая уже началась; плод движется.

— А вторая?

— Когда он войдет в родовой канал, схватки станут сильнее.

— Надо же! Впервые слышу, как ты правильно называешь это место, — улыбнулся Кебра.

— Мне сейчас не до шуточек. Бедра у девчонки узкие, а рожает она в первый раз. Порвет себе все на свете. А если что пойдет не так — и вовсе труба. Пробовал кто-нибудь разбудить монашку?

— Пойду посижу рядом с ней, — решил Кебра.

— Вот-вот, ступай. Надавай ей пощечин или водой облей — все что угодно.

— Как только она проснется, я ее к тебе пришлю.

Зубр вернулся в шалаш, а Кебра пошел к спящей. Свет, излучаемый ею, угас, и Кебра с удивлением отметил, как похорошела она, избавившись от липшего веса. И выглядела она намного моложе. Раньше Кебра думал, что ей за сорок — теперь он, несмотря на седину, дал бы ей лет на десять меньше. Он сжал ей руку и спросил:

—Вы слышите меня? — Но она даже не шевельнулась.

Время шло, солнце близилось к полудню. Ногуста, обычно такой сдержанный, беспокойно расхаживал по лагерю. Раз он подошел к загородке и окликнул Зубра. Тот ответил кратко, грубо и по существу. Ногуста отошел к ручью, и Кебра, так и не сумевший разбудить Ульменету, присоединился к нему.

— Мы теряем время, которое выиграли у моста, — сказал ему Ногуста. — Если задержка продлится, сюда нагрянет враг.

— Зубр не знает, когда она разрешится. Дело может затянуться еще на несколько часов.

— Ты бы хотел, чтобы Зубр принимал твоего первенца? — внезапно улыбнулся Ногуста.

— Что за жуткая мысль! — поежился Кебра.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ