Дренайский цикл. Книги 1-11

— Нет, — выговорил Антикас, в памяти которого горел образ Кары.

— Как по-твоему, демоны тоже любят? — спросил вдруг Дагориан. — Женятся, заводят детей? Я думаю, что да.

— Никогда не задумывался об этом. Калижкан говорил, что волшебник Эмшарас влюбился в смертную женщину и имел от нее детей, а он был демон.

— Я знаю о нем только то, что он несколько тысяч лет назад наложил Великое Заклятие.

— Да, и для меня это загадка. По словам Калижкана, он отправил все свое племя в пустоту, в мир небытия. Сотни тысяч душ, изгнанных с земли, пребывают там вечно, не имея формы. Есть ли преступление более тяжкое, чем это?

— Почему ты называешь это преступлением? Ведь то, что он сделал, спасло человеческий род.

— Человеческий — да, но Эмшарас не был человеком. Почему же он так поступил? Почему не изгнал в пустоту человека и не предоставил землю своим? Вот что я хотел бы понять.

— Для него это явно имело смысл. Возможно, он думал, что его народ служит злу.

— Еще того не легче! Раз мы полагаем, что он поступил хорошо, значит, он-то сам добрый? С чего же это он стал единственным добрым демоном на свете? А как же быть с дриадами, оберегавшими лес, или с крандилями, хранителями полей и лугов? Они ведь тоже сказочные существа, духи, демоны.

Дагориан вдруг рассмеялся и потряс головой.

— Что тебя так развеселило?

— Разве не смешно, что двое мужчин, сидя на мосту и ожидая смерти, толкуют о чародее, умершем тысячи лет назад? Подобную беседу скорее пристало вести в Дренанской библиотеке. Мне нет дела, почему он так поступил, — уже серьезно сказал Дагориан. — Разве это важно для нас теперь?

— Хочешь весь день просидеть мрачным? Весело же мне с тобой будет. Никто тебя не заставляет здесь оставаться, Дагориан. Ты не прикован.

— А ты сам? Почему ты остался?

— Я люблю сидеть на мостах. Это успокаивает.

— Ну а я остаюсь потому, что мне страшно. Понимаешь меня?

— Нет, — признался Антикас.

— Несколько дней назад я атаковал пятерых вентрийских кавалеристов. Я думал, что умру, но кровь во мне кипела, и я ринулся в бой. Потом Ногуста с Кеброй пришли ко мне на подмогу, и мы одолели их.

— Да, я заметил, что ты ездишь на коне Веллиана. Но к чему ты ведешь?

— К чему? Да к тому, что мой страх никуда не делся. Он растет с каждым днем. Мы, преследуемые демонами, могучими и непобедимыми, бежим к городу-призраку, где нет никакой надежды на спасение. Я не могу больше выносить этот страх, и поэтому я здесь. Посмотри только на меня! Взгляни на мои руки! — Дагориан вытянул вперед руки, дрожащие помимо его воли. — Развесели же меня, Антикас Кариос. Поведай, зачем торчишь на этом проклятом мосту.

Антикас взмахнул рукой и закатил ему звонкую пощечину. Дагориан, вскочив, схватился за меч.

— И где же твой страх теперь? — осведомился Антикас. Он произнес это спокойно, и Дагориан опешил. Он продолжал стоять, держась за рукоять меча, и смотрел в темные жестокие глаза вентрийца. — Он прошел, не так ли? Гнев смыл его прочь.

— Прошел, — холодно подтвердил Дагориан. — Что дальше?

— Ты правильно сделал, что остался. Надо быть недурным акробатом, чтобы бороться со страхом и одновременно бежать от него. — Антикас встал и оперся на перила, глядя вниз. — Иди сюда, посмотри.

— На что я должен смотреть? — спросил Дагориан, присоединившись к нему.

— На жизнь. Она зарождается высоко в горах, где тают снега. Ручейки журчат, сливаются, впадают в реки и бегут к теплому морю. Под солнцем вода испаряется и возвращается в горы в виде дождя или снега. Это круг, прекрасный и бесконечный. Долгое время спустя, когда не станет ни нас, ни наших правнуков, эта река по-прежнему будет бежать к морю. Мы с тобой ничтожные существа, Дагориан, и мечты у нас ничтожные. Погляди-ка — твои руки не дрожат больше, — улыбнулся Антикас.

— Задрожат, когда придут креакины.

— Нет, не думаю.

Пребывая в облике Калижкана, повелитель демонов Анхарат стал хорошо понимать, как работает человеческое тело. Бессильный остановить рак, пожиравший чародея, он позволил механизму сломаться, а затем при помощи магии стал создавать иллюзию жизни. С новым телом все обстояло иначе.

Убив Маликаду, Анхарат починил пронзенное сердце принца и заставил его биться. Оно качало кровь и питало ткани, поддерживая в них жизнь — своего рода жизнь. Чары следовало поддерживать постоянно. Остановка потока магии привела бы к немедленному разложению тела. Это, однако, не составляло труда для Анхарата — труднее было справляться с непроизвольными действиями вроде дыхания или моргания, но он и их освоил. Использовать труп Калижкана становилось все затруднительнее по мере его распада. Все больше силы требовалось, чтобы одевать приворотными чарами эту гниющую шелуху. Теперь Анхарат заботился лишь о том, чтобы кровь бежала по жилам и воздух наполнял легкие, а чувства вкуса, осязания и обоняния работали неизмеримо лучше.