Дренг (СИ)

— Ты так думаешь? — процедил он. — А мне кажется, нет. Мы выбрались из Мерсии. Пора тебе ответить за свои выходки, щенок.

— Олаф, отстань от него! — прикрикнул Гуннстейн. — Нам сейчас не до этого!

— Поди прочь, старик, — отмахнулся Олаф.

Я медленно потянул из ножен свой новый тесак, потрогал острие большим пальцем.

— Пора тебе ответить за свои слова, Олаф, — произнёс я. — Ты готов?

Глава 9

Мы стояли друг напротив друга, и всё остальное для нас временно перестало существовать. Окрики других норманнов, бьющее в глаза восходящее солнце, утренний туман, поднимающийся над болотом, как какое-то дыхание земли. Всего этого больше не было, остались только мы с Олафом.

Тесак в моей руке медленно покачивался, готовясь распороть его брюхо от пупка и до шеи. Двуручный топор в руках Олафа, ещё вчера принадлежавший мерсийскому тану, оставался неподвижен, чтобы взметнуться вверх и спикировать вниз в самый неожиданный момент. Мой щит лежал на земле, и чтобы до него добраться, придётся отвлечься, а отвлекаться пока нельзя, Олаф бдительно наблюдает за каждым моим шагом. Придётся полагаться исключительно на собственную ловкость. И на удачу.

Я начал медленно обходить Олафа кругом, так, чтобы солнце светило в глаза не мне, а ему, но он раскусил мой манёвр и не позволил мне это сделать, ткнув топором, будто алебардой. Пришлось отскочить назад и закручивать Олафа в другую сторону.

— Я отрублю тебе руку, щенок, — прорычал Олаф. — А потом вторую. Начну с кистей. И буду отрубать понемногу ещё и ещё, покуда не дойду до плеч.

Угрозы на меня не действовали, я пропустил его болтовню мимо ушей. Я знал, что я прав, а он — нет, и это давало мне силы сражаться, пусть даже он был старше, крупнее и сильнее меня. К тому же, один раз я уже развалил ему кабину. Значит, смогу ещё.

Вернее всего будет измотать его, плясать вокруг него, как бабочка, изредка жаля, как пчела, но это будет непросто. Ублюдок был вынослив, как бык.

Но я намеревался пустить ему кровь как можно скорее, а это рано или поздно выпивает силы даже у самых могучих атлетов. Так что я водил саксом из стороны в сторону, усыпляя бдительность Олафа, а затем ужалил в самый неожиданный момент, целясь ему по рукам.

Олаф оказался быстрее, чем я ожидал, он вскинул топор, принимая удар на ясеневую рукоять и пытаясь вывернуть тесак из моей руки, но я уже отскочил обратно, снова закруживая противника против часовой стрелки. Кровь ему пустить пока не удалось.

Я вдруг подумал, зачем мне это всё. Разве меня перенесло сюда для того, чтобы я раз за разом дрался в бесконечной череде стычек, пока в одной из них мне не попадётся противник, который будет сильнее, быстрее и ловчее меня? А такой обязательно рано или поздно встретится, и скорее всего, для меня эта встреча окажется последней. Пусть это будет нескоро, но это обязательно будет.

Меня ведь наверняка перенесло сюда неслучайно, а с какой-то целью, которую я буду должен выполнить. Какой? А пёс его знает.

Олаф бросился в атаку, с хеканьем опуская топор на то место, где мгновение назад была моя голова, я отскочил как мангуст, назад и тут же вперёд, пытаясь распороть Олафу брюхо. Отчасти мне это напоминало травлю быка собаками, или то, как волчья стая нападает на лося, раз за разом тревожа лесного гиганта мелкими укусами, чтобы в конце концов вожак бросился в последнюю атаку, чтобы разгрызть горло. Только волк сейчас был один.

Достать его ножом так, как я хотел, не удалось. Ни тебе порезанной артерии, ни вскрытых вен, ни перебитых сухожилий, ни, тем более, дымящихся сизых кишок, вываливающихся из распоротого брюха. Так, несколько мелких порезов на руках, которые, тем не менее, привели Олафа в ярость.

— Козье дерьмо! — проревел он, вскидывая топор над головой.

Время уворачиваться. Ни о каких контратаках пока не могло быть и речи, огромный двуручный топор порхал в воздухе, как пушинка, и я мог только уклоняться и бегать вокруг Олафа, как таракан от тапка. Зато я знал наверняка, такие вспышки ярости неизбежно заканчиваются резкой волной усталости, и тогда-то у меня появится шанс.

Так и вышло. Движения Олафа замедлились, вскидывать топор становилось всё тяжелее, ему нужна была передышка, но я не дал ему возможности передохнуть, орудуя длинным тесаком, словно бритвой, и новые и новые порезы расцветали алыми тюльпанами на белой коже норманна. Теперь-то я пустил ему кровь.

— Мне жаль тебя, Олаф, — процедил я, вновь отдаляясь от его топора. — Ты настолько жалок, что вынужден прятаться за шуточками, подколками и оскорблениями. И ты сам это знаешь.

— Сдохни! — зарычал он, снова кидаясь на меня.

Я кружил по поляне, ровной, как стол, раз за разом уворачиваясь от богатырских ударов. Подыхать сегодня я не собирался. Ещё не время. Но и убивать Олафа не хотелось. Его брат, Лейф, захочет мести, а запускать этот маховик насилия и сражаться ещё и с ним я не желал.