Команда «Морского сокола» пополнилась ещё двумя десятками человек, в основном, молодёжью, грезящей о славных победах, и для них моё положение стало огромным сюрпризом. Как же, ещё вчера мы вместе играли в навозе, но я ушёл в вик, а они нет, и теперь я стал хёвдингом, а они так и остались деревенскими лоботрясами. Это одновременно их и злило, и мотивировало.
К тому же, Торбьерн приложил все усилия для нашей пиар-кампании, на каждом шагу рассказывая о нашем походе, о гибели Рагнара и нашей пьянке с его сыновьями, превратив стычку на берегу в эпическое побоище против целой армии саксов, а мой разговор с Лодброксонами в дерзкую перебранку.
«Морского сокола» привели в полный порядок, законопатили и подготовили к новому выходу в море. Вырезали недостающие вёсла, починили парус, обновили носовую фигуру, Рагнвальд украсил мачту и рулевое весло рунами. Скамьи гребцов теперь были заполнены полностью, шестнадцать пар тяжёлых еловых вёсел готовы были вновь взбивать морскую воду.
Мы с Гуннстейном дневали и ночевали на корабле, чтобы успеть всё вовремя, надо было спешить, если мы хотели присоединиться к Рагнарсонам до начала осени. Зимовать здесь, на севере, я не хотел бы ни за какие коврижки. Уж лучше уплыть подальше, в тёплую гостеприимную Англию, прожирая чужие запасы, а не собирая птичьи яйца и не сдирая кору с деревьев.
И спустя пару недель усердного труда, когда с деревьев начала облетать листва, северные ветры стали приносить с собой первые крупицы снега, а по утрам лужи начали покрываться хрустящей ледяной коркой, чтобы потом раскваситься за день, мы снова вышли в море.
Я стоял у руля, Гуннстейн задавал ритм гребцам, сложенные мачта и парус покоились вдоль киля, а ледяная морская вода холодными брызгами поднималась из-под вёсел. Опытных моряков среди нас было немного, и раз уж нам пришлось набрать молодёжь, буквально подростков, то и гребли они нестройно и медленно, обучаясь на ходу под многоэтажную брань кормчего. Вздумай мы кого-нибудь преследовать, от нас ускользнул бы любой дуралей, хохоча и тыкая пальцем.
— Гребите ровнее, козьи выпердыши! — ярился Гуннстейн. — Глядите, как это делают другие и гребите одновременно, поломай меня тролль!
Это была всего лишь прогулка по фьорду, тренировочный выход в море перед большим походом, но старик был прав, это никуда не годится. Обычно новичков в команде было немного, один-два человека, и их неумелость с лихвой нивелировалась опытом всех остальных, но теперь команду пришлось разбавить чересчур сильно, почти вдвое. Понятно, что это не выглядело как пионерлагерь, и молодёжь тут взрослела очень рано, у некоторых из новичков уже имелись собственные дети, но опыта им всё-таки недоставало. Многие из них были рыбаками, пастухами и пахарями, даже и не помышлявшими о том, чтобы пойти в вик, но байки Торбьерна заставили их загореться жаждой наживы и духом авантюризма.
— Пусть помогают себе песней! — крикнул я.
— Они их не знают! — проворчал Гуннстейн.
Радовало только то, что это всё временно, и новички быстро научатся. А те, кто не научится, вернутся на берег к своим прежним занятиям.
— Торбьерн, запевай! — крикнул я.
Кузен прокашлялся, прочистил горло и затянул довольно унылую песню о преследовании стаи китов. Новички стали грести ровнее и даже прекратили задевать чужие вёсла. В этом деле главное это слаженная работа всех членов команды. Молодёжь кривила лица, стискивала зубы, шипела ругательства. Кожа сходила с их ладоней, чтобы смениться грубой толстой шкурой, спины ломило от напряжения. Я прекрасно мог их понять, но жалеть не собирался. Они все присоединились к нам, чтобы разбогатеть, а для этого всегда нужно хорошенько поработать.
— А, да пошло в Хель это всё! — вдруг закричал один из новичков, бросая весло.
Оно тут же столкнулось с чужими, повисло на уключине, драккар заметался на воде.
— Табань! — рявкнул я.
Все остальные вёсла выдернули из воды, я оставил руль и разъярённой фурией зашагал к этому болвану. Он злобно посматривал по сторонам, сидя на скамье, и тряс окровавленной ладонью в воздухе.
— Как твоё имя?! — заорал я ему в лицо.
— Свейн Торкельсон, — буркнул он, стараясь не смотреть на меня.
— Почему ты бросил весло?! — рявкнул я.
Свейн промолчал. Говорить правду на глазах у всех остальных ему было стыдно. С виду он был моим ровесником, под носом пробивались редкие светлые усики и клочковатая борода, а плечах он казался даже шире меня. И всё же он бросил весло.
— Говори! — рявкнул я прямо Свейну в ухо.
Вся остальная команда молча следила за ситуацией, и новички, и ветераны. Момент, прямо говоря, неприятный. Неловкий.
Свейн молча играл желваками и смотрел прямо перед собой, не желая со мной разговаривать.
— Ты бросил не весло, Свейн, ты бросил своих! Свою команду! Тех, с кем будешь делить кров и пищу, тех, с кем будешь драться в одной стене щитов! — сквозь зубы произнёс я.
— Да пошёл ты, Бранд! Ишь, какой важный стал! Сходил в вик один раз, и ходишь теперь, грудь колесом! — вдруг вскинулся он. — Что, забыл, как прятался от меня в холмах? Хочешь, я тебе ещё раз морду начищу!