На берегу уже ждали саксы, которые вылавливали из морской пучины всех, кого прибивало достаточно близко к английскому берегу. И даже если бы мы вдруг решились на операцию по спасению и по какой-то счастливой случайности смогли бы причалить, не разбив нашу снекку, против четырёх десятков саксов нам не выстоять. Слишком сильно мы все были измучены борьбой со штормом. Я даже не был уверен, что сумею поднять щит.
— Всё кончено, Кетиль! Надо уходить! — кормчий повторял свои слова раз за разом.
И только когда хёвдинг увидел, как трое саксов выволокли на серый пляж человека в меховых штанах, напоминающих свалявшуюся шкуру, он отвернулся.
— Разворачиваемся, — мрачно произнёс хёвдинг. — Уходим. Пока и нас не разбило о скалы.
Мы развернули снекку ещё раз, стараясь не обращать внимания на радостные крики англичан, провожающих нас насмешками и улюлюканьем. Мы ещё живы, а значит, мы вернёмся и отомстим. И за конунга Рагнара, и за насмешки, и за всё остальное. Отомстим так, что это запомнит вся Англия.
Лангскип — langskip, длинный корабль, имеющий до 35 пар вёсел.
Снекка — она же снеккар, снекья, шнека, шнеккар, как вам угодно. Среднеразмерное парусно-гребное судно.
Глава 3
Теперь мы шли вдоль берега на юг, только смеха и праздных разговоров больше не звучало. Все были мрачнее тучи, и общее подавленное настроение заставляло северян жаждать мести за конунга Рагнара.
Пусть он был даном, а мы — норвежцами, всё равно мы считались родичами, говорили на одном языке и верили в одних и тех же богов. У многих имелись знакомые и друзья на этих погибших лангскипах, а у Хальвдана и вовсе сразу несколько родственников.
Быстро темнело, но мы не осмеливались пристать к берегу, чтобы не угодить в плен к местным, которые рыскали вдоль всего побережья в поисках выживших норманнов. Так что мы поставили мачту и парус, и ушли мористее, но так, чтобы не выпускать берег из виду. Утром хёвдинг намеревался вернуться на то место, где разбились лангскипы, и понырять за сокровищами, прежде, чем это золото приберут к рукам саксы. Мысль о том, чтобы отправиться выручать Рагнара из плена, всерьёз никто не рассматривал. Саксов несомненно больше, а конунг явно растерял свою удачу.
Но вот в том, что мы стали невольными свидетелями какого-то очень важного события, не сомневался ни один из норманнов. Торбьерн уже пытался складывать об этом сагу, шевеля губами и тихо бормоча кеннинги*, чтобы подобрать самые подходящие.
Ночь пришлось провести в море, а ужинать пришлось размокшими сухарями, из-за чего многие недовольно ворчали, мол, лучше было бы пристать к берегу и зарубить десяток саксов, чем болтаться на волнах до утра, но я видел, что почти у всех это напускное недовольство.
— Это уже Мерсия, хёвдинг, — вглядываясь в побережье, сообщил Гуннстейн. — Устье Хамбера проскочили ночью.
Как по мне, местные скалы и пляжи ничем не отличались от тех, что мы видели вчера. Но если кормчий так говорит, то так оно и есть.
— Значит, людей Эллы тут не будет, — задумчиво произнёс Кетиль. — Правь к берегу.
— А как же… — начал было Гуннстейн, но хёвдинг его перебил.
— Забудь, там у нас нет шансов, — мрачно произнёс наш вождь. — Они наверняка ждут нашего возвращения. Значит, мы возьмём добычу в другом месте. Англия — богатая страна.
Я молча слушал этот диалог, как и все остальные викинги. Лично мне было плевать, что решит хёвдинг, но все остальные заметно расслабились. Никто не хотел возвращаться домой с тем барахлом, что мы взяли накануне. А то весь фьорд будет смеяться над Кетилем Стрелой и его людьми.
— В Мерсии тоже полно монастырей, — сказал вдруг Кнут со своего места. — И женских тоже.
Все засмеялись, со всех сторон полетели скабрезные шуточки, и я засмеялся вместе с остальными. Хочешь выжить в коллективе — становись его частью. Да и эти люди, честно признаться, мне нравились. Порой даже больше, чем мои прежние сослуживцы, хотя, как и в любом коллективе, тут хватало всякого. И конфликтов по мелочам, и случайных ссор, и застарелых обид, но, насколько я понял, тут старались разрешать все склоки на берегу, а ещё лучше — дома.
«Чайка», как звалась наша снекка, сейчас шла под парусом, и Гуннстейн повернул к берегу. Хёвдинг затеял высадиться на одном из пляжей, значит, надо высадиться. Здесь тоже не принято обсуждать приказы.
На мерсийском берегу я не замечал никаких признаков того, что поблизости кто-то живёт. Никто больше не осмеливался селиться у самого моря. Но намётанный взгляд викингов уверенно выхватывал те или иные признаки. Тропинки к зарослям камышей, замаскированные рыбачьи лодки, и всё такое прочее. Люди здесь целыми поколениями выживали только за счёт того, что даёт море, и не так-то просто взять и просто переселиться вглубь острова, подальше от неугомонных северян. Тем более, что вся земля давным-давно поделена.
— Давай-ка, правь сюда, в камыши, Гуннстейн, — сказал хёвдинг, когда мы зашли в какую-то бухту. — Спускайте парус и хватайте вёсла, братцы!