Самое трудное было дождаться назначенного времени. Процесс одевания, причесывания и подкрашивания удалось растянуть на два с лишним часа, но, учитывая, что встала я рано, этого было явно недостаточно. Пришлось методично обзванивать все знакомые салоны красоты, дабы записаться на маникюр таким образом, чтобы подгадать завершение процедуры к началу встречи, разумеется, с поправкой на время просушки лака. Конечно же, везде все было занято, потому что всем именно сегодня захотелось продемонстрировать миру свои ухоженные руки. Наконец после долгих переговоров искомый вариант отыскался и можно было двигаться в город.
Выглядела я самым что ни на есть изысканным образом. Пригодились обновки — черные брюки и серая шелковая блузка. Еще на мне были тупоносые серо-голубые лодочки из кожи питона на высоком, но устойчивом каблуке, и легкий шерстяной кардиган асфальтового оттенка. Некрупные бриллиантовые сережки, светлый лак на ногтях и кожаная сумка формата папки от
За столиком, удобно расположенным у окна, сидел Павел Викторович и тоже выглядел весьма импозантно в сером, в едва различимую тонкую полоску, костюме, сиреневой рубашке и глубокого бордового оттенка шелковом галстуке. Оба соседних столика были заняты мрачного вида молодыми мужчинами, попивавшими минеральную воду, то есть охраны было много.
— Добрый вечер, — поприветствовал меня Павел Викторович и, заметив мой интерес к своему наряду, продолжал: — Вот подобрали мне вчера в любимом магазине на Старо-Невском довольно смелый по моим меркам ансамбль. К костюму претензий у меня нет, но сомнения вызывает цвет сорочки. А вы что скажете? — И, не дав вставить ни слова, продолжил: — Продавец, правда, настаивал на розовой или хотя бы белой в розовую клетку, с таким, знаете, жестким крупным воротничком, который подпирает подбородок. Еле отвертелся. — Он добродушно хохотнул. — Эти молодые щеголи, которые там работают, могут уговорить клиента надеть юбку да еще скажут, что костюмчик получился консервативный и не мешало бы добавить сочных деталей. Я, правда, держался стойко и вот взял эдакую персидскую сирень.
— Вам очень идет, особенно с этим галстуком, — успела промямлить я.
— Но я все-таки вам признаюсь. Розовую клетку пришлось тоже взять, потому что это, видите ли, тренд сезона. А я совсем не хочу прослыть угрюмым консерватором… или, хуже того, мрачным жестоким старцем, губящим все живое. Собственно, поэтому-то я вас сюда, моя дорогая, и вызвал.
Подошла официантка.
— Закажу вам чаю. Какой предпочитаете — черный, зеленый, фруктовый?
— Черный, пожалуйста.
— Вот это правильно. Черный чай, к нему эти симпатичные баночки с джемами, мед, печенье, — стал наставлять официантку мой собеседник и, когда девушка отошла, резко изменив тон, сказал: — Уехать вам надо как можно быстрее. Скоро от вашей теплой компании мокрое место останется. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Не хотел предупреждать, но вот дал слабину, пожалел хорошенькую беспомощную женщину, да и грех не хочу брать на душу.
Беспомощную женщину нашел. Да у меня на руках, страшно сказать, четыре мужика, это как минимум. Псевдо-Антонов, на данный момент абсолютно беспомощный, беспомощный же Никита, беспомощный по жизни Юра, Вадик, которому страшно, ну и Ольга Арсеньевна тоже нуждается в поддержке.
— Если есть виза, поезжайте в Италию, во Францию, искать вас не будут, вы — не фигура. А нет визы — поезжайте хоть в Сочи, тоже ничего. Да я даже профинансирую все это дело, — продолжал развивать мысль Павел Викторович.
— А можно мне сказать? — Я даже руку подняла, как в школе.
— Говорите, будьте так любезны.
— А что конкретно станет с нашей теплой, как вы выразились, компанией. Всех постреляете?
— Вот это не ваша забота. Впрочем, все получат по заслугам, не сомневайтесь.
— Можно еще сказать?
— Ну, что там еще у вас?
— Что же, вы, такой могущественный человек, не можете решить вопросы отъема чужой собственности как-нибудь по-вегетариански, ну, то есть бескровным путем? Ведь когда мокрое место останется, это же необратимый процесс! А если потом окажется, что все зря было? — Я все никак не могла подобраться к главной теме моего выступления, а Павел Викторович тем временем утратил благодушие и стал проявлять нетерпение: