Дрессировщик русалок

Который всю дорогу, оказывается, проклинал «всех этих сволочей». Насколько я смогла понять из заключительной части ворчания, Петер был вовсе не в восторге от творящегося здесь бепредела. Его отец давно работал с доктором Менгеле, с момента основания этого исследовательского центра, и отец же притащил сюда рыжего, когда тот окончил медицинский факультет, соблазнив сына байками о фантастических возможностях, открывающихся перед пытливым умом.

Вот только Петер от этих возможностей пришел не в восторг, а в ужас. Но довольно быстро сообразил, что сообщать новым коллегам, а особенно главному пауку, Йозефу Менгеле, о своих истинных чувствах не стоит, легко можно перейти в разряд подопытных, подобное уже случалось в Центре. Рассчитывать на помощь и защиту отца не стоило, тот был безоговорочно предан боссу.

Уйти отсюда, уволившись, невозможно. Сбежать – тоже, новичков не отпускали в отпуск на большую землю пять лет, связывая по рукам и ногам участием в самых чудовищных экспериментах, причем все фиксировалось на видео. После чего вряд ли кто-то решился бы растрезвонить о Центре там, в цивилизованном мире.

Удивительно, как много полезной информации можно извлечь из ругательского ворчания! И это только из второй половины сольного выступления рыжего, а если бы я удосужилась прислушаться с самого начала!

Не прекращая бухтеть, Петер довез нас до нужной комнаты, открыл дверь своей магнитной карточкой, вкатил возилки в просторную и довольно уютную комнату, уложил нас с Никой на широченную двуспальную кровать, включил кондиционер и отправился за озвученными МакКормиком стимуляторами.

– Мамсик! – Дочка мгновенно перестала изображать из себя сломанную куклу и подпрыгнула на кровати. – Смотри, какая мягкая и большая! Хоть выспимся по-человечески. А еще я есть хочу, очень!

– Я тоже, – тяжело вздохнула я. – Но нам велено капельницу поставить, мы же с тобой очень больные и слабые.

– А больные и слабые что, не едят? Им наоборот усиленное питание необходимо.

– Ты не очень прыгай, а то сейчас Петер вернется – а ты потная.

– Ну и что, он нормальный, не такой, как остальные здесь, – безмятежно отмахнулась Ника.

– А ты что, тоже слышала его бухтенье? И разве ты понимаешь немецкий?

– Нет, с немецким я пока не очень дружу, поэтому почти ничего не поняла из ворчания рыжего. Но я чувствовала его там, внутри. Ему больно, и он устал. Он нам поможет, мам.

– Ты уверена?

– Н-ну да. Почти да.

– Почти не считается, поэтому пока не будем спешить.

– Если у нас время будет не спешить, – начала было Ника, но вдруг плюхнулась обратно на кровать и быстренько вернулась в образ больной, тихо прошептав: – Он возвращается.

Поскольку я по кровати не прыгала (за что та должна быть мне благодарна), возвращаться в образ мне не понадобилось.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалилась целая компания, состоявшая из Петера и двух капельниц.

Ту, на которой был повешен пузырь побольше, рыжий установил возле меня, а обладательницу пузыря-мини потащил на другую сторону.

– Что… Что вы собираетесь нам влить? – еле слышно просипела я на английском. – Отраву? Снотворное?

– Не волнуйтесь, – буркнул Петер, стараясь не смотреть нам в глаза, – это стимуляторы, разработанные доктором МакКормиком. После них вы будете как новенькие. Сейчас прокапаем, и я принесу вам обед.

– А одновременно нельзя? – слабо улыбнулась Ника. – Я очень проголодалась.

– А что, юную леди уже не тошнит? – усмехнулся рыжий.

– Тошнит. Только от голода.

– Ну что же, сейчас установлю вам капельницы и схожу за обедом. А мама тоже хочет есть? – Он перевел на меня взгляд бледно-голубых глаз, в которых, помимо тоскливой апатии, появилась заинтересованность.

– Не откажусь.

– Ок.

Ловко и совершенно безболезненно воткнув нам в руки жала капельниц, Петер проверил, как поступает препарат, и, странно взглянув на нас, вышел.

– Мамс, а может, ну их, эти лекарства? – скривилась Ника. – Зачем нам стимуляторы, мы ведь и так здоровы.

– Ребенок, я с удовольствием отказалась бы от них, у меня же твой братик внутри, но мы ведь не дома, – я протянула свободную руку и погладила дочку по кудряшкам. – И что нас ждет впереди – неизвестно, вполне возможно, что совсем скоро нам понадобятся все наши силы и даже сверх того. А Саша мне говорила, что препараты МакКормика творят настоящие чудеса.

– Ну ладно, – тяжело вздохнула дочка. – Пусть льется.

Рыжий вернулся минут через двадцать, к тому времени в нас влилось уже больше половины препарата. Не знаю, как там работал Никин препарат (номер два, кажется), но у меня – словно кто-то стирал влажной тряпочкой пыль и паутину с ощущений. Краски стали ярче, звуки – разнообразнее, нос различал все больше запахов, кровь, казалось, звенела в венах. А оптимизм залез на крышу и размахивал здоровенным флагом с надписью: «Прорвемся!»

Талантливая все-таки крыса этот МакКормик.

На тележке, которую толкал впереди себя рыжий, основную часть поверхности занимали разнообразнейшие фрукты, высился стеклянный кувшин с соком, судя по всему – свежевыжатым, стояли две бульонные чашки и горка аппетитных маленьких пирожков на тарелке.