Читаем Древлянская революция полностью

Саша удивительным образом изменился. В нем не осталось ни капли развязанности и самодовольства, но в то же время не видно было и лакейского подобострастия к большому начальству, порожденного годами застоя. Перед Федором Федоровичем предстоял слуга из английской пьесы, который с каменным лицом на все вопросы отвечает: "Да, сэр", "Нет, сэр", и коли бы не мелкие услуги, оказываемые им своему господину по ходу спектакля, его вполне бы можно было принять за лорда. Сегодня вместо джинсов и залихватской куртки Саша оделся в синий двубортный костюм, его голову украшало некое подобие фуражки.

-- В чем дело? -- промямлил Федор Федорович. -- Александр... Александр...

-- Фомич, -- с достоинством подсказал Саша.

-- Александр Фомич, дорогой, что за цирк? Какое я вам высочество?

-- Это начальник гаража, -- чуть нахмурился Саша. -- Велел: оденься соответственно, великого князя повезешь. Следовательно, по логике, вы -высочество.

-- По логике? -- наморщил лоб Федор Федорович. -- А куда ехать?

-- Сказано, что ваше высочество укажет.

-- Вот как?

-- Так точно.

-- В таком случае идите к машине.

Все смешалось в голове у Федора Федоровича. Прошло не менее получаса, пока он события последних дней, так сказать, разложил по полочкам, вытянул причинно-следственную связь и пришел к выводу, что уже с того момента, когда его расстреливали и он бросил пить, можно было заподозрить: ему кем-то нечто готовится, потому как где это видано, чтобы ненужный государству человек вдруг сам по себе стал трезвенником, да еще вновь обрел смысл жизни, скитаясь по древлянским весям и записывая от сердца говоримое народом? В этом явно была свыше предопределенная подготовка его ума к будущей деятельности. И вот двое с половиной суток назад предопределенное стало осуществляться, а сегодня он, Федор Федорович, вышел к собственному Рубикону, и теперь, видно, ему надо решать, перейти ли речку или до конца жизни плестись вдоль берега. Странно все-таки, что происходившее в эти двое с половиной суток его ничуть не удивляло. Словно и раньше в Древлянске изо дня в день творились чудеса и стали они привычными, как кусок хлеба, как стакан воды, как глоток воздуха, как многое-многое чудесное и не замечаемое нами, но дающее нам силу жить. Да, видно, пришло время ему решать. Но как же ему надлежит поступить в данном случае?

Окончательно запутавшись в вопросах, Федор Федорович по привычке мысленно обратился к спасительной тетради "Суждения древлянского края", дабы там отыскать ответ, но, сколько ни вспоминал, ничего, кроме "пути Господни неисповедимы", не вспомнил.

Тогда, словно проснувшись, он тряхнул головой, поднялся со стула и, почти не напрягая памяти, прошептал молитву святого Макария Великого, строго, не путаясь в церковнославянских словах, как будто от младых ногтей читал ее ежедневно:

-- Господи, Иже многою Твоею благостию и великими щедротами Твоими дал еси мне, рабу Твоему, мимошедшее время нощи сея без напасти прейти от всякого зла противна; Ты Сам, Владыко, всяческих Творче, сподоби мя истинным Твоим светом и просвещенным сердцем творити волю Твою, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Ничуть не удивившись знанию молитвы, перекрестился и успокоенный вышел из кабинета.

15

Когда Федор Федорович собрался сесть на переднее сиденье, Саша воспротивился.

-- Не по чину, -- объяснил и распахнул заднюю дверцу. Усевшись за руль, не поворачивая головы, спросил: -- Куда прикажете?

-- Кооператив "Арканзас" знаете?

-- Так точно.

-- Туда, -- велел Федор Федорович и, помолчав, произнес: -- А Обалдуев рядом с вами ездит.

На это Саша не задумываясь ответил:

-- Если я Обалдуева, извиняюсь за выражение, угроблю -- другого выберут. Вы же -- один.

-- Как так?

-- Великих князей не выбирают, ими рождаются. Тут воли избирателей ни на каплю нет. И это очень важно.

-- В каком смысле? -- заинтересовался Федор Федорович.

-- В том смысле, ваше высочество, что вы -- сами по себе, как в старину выражались -- Божьей волей и, следовательно, ни за демократов, ни за коммунистов, ни за синих, ни за серо-буро-малиновых, а просто -- хранитель земли и оберегатель народа. Логично?

-- Логично, -- кивнул Федор Федорович. -- Только откуда, Александр Фомич, вы это взяли?

-- Как откуда?! -- обидчиво воскликнул Саша, словно его уличили в глупости. -- А народ? Да на центральной площади второй вечер бушуют. Что там говорят, то и я говорю. Лозунг вывесили: "Древлянску -- великое княжение!"

-- Не может быть! -- ахнул Федор Федорович.

-- Как не может, когда есть.

-- Я вчера мимо проходил -- такого лозунга не было.

-- Так то вчера. Коли желаете -- можно взглянуть.

-- Пожалуй, -- согласился Федор Федорович.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное