Вскоре нас позвали на проповедь. В зале я поправила воротничок блузки, потом брошку-камеру, незаметно включив ее. Отец Игорь нес очередную ахинею о взаимном уважении людей. Нет, сама идея вроде бы была правильной, но когда я прислушалась, пришла в ужас. Он предлагал уважать
Ничего себе закручено! Чтобы не раздражаться, я старалась не думать о содержании проповеди. Камера все пишет, потом будем разбираться, кто кого должен уважать и за что.
После проповеди отец Игорь предложил задавать ему вопросы, но никто их задавать не стал. Все кричали, что все правильно, надо любить всех людей такими, какие они есть! И уважать тоже. Да здравствует любовь и все такое… Я посмотрела на лица слушателей. На них опять, как и вчера, было выражение вечного блаженства и кайфа. Все были радостными, довольными, счастливыми. Только у меня мозги, похоже, не были одурманены. Я чувствовала очень легкое опьянение, как будто выпила немного шампанского. Но в таком состоянии я еще могла собой владеть, хотя для этого мне приходилось прилагать усилия. Значит, та небольшая доза (буквально три глотка) не оказывала такого сильного одурманивающего действия. Но что же тогда чувствовали те, кто выпил по целой чашке?
Однако, чтобы не выделяться из толпы ликующих идиотов, я делала вид, что тоже всему радуюсь, что счастлива, что мне очень хорошо. Когда Алексей наклонился ко мне и, щекоча мне ухо своими губами, спросил, согласна ли я с отцом Игорем, я таким томным голосом, на какой только была способна, ответила:
– Да-а… согласна…
И посмотрела на моего соседа туманным взглядом.
После проповеди все опять разбрелись по углам парами и небольшими группами. Опять все обнимались, целовались и кайфовали. В зале играла та же музыка, что и вчера. Даже я почувствовала некоторое приятное головокружение.
Я встала около одной из боковых дверей, незаметно подергала ручку, но дверь оказалась запертой. Когда оттуда вышла парочка, я постаралась нырнуть в ту загадочную комнатку, но другая пара меня оттеснила, сказав со смехом:
– Эй, новенькая! Ты сначала найди себе кавалера, а потом уж занимай номер! Одной там тебе делать нечего!
Я успела только разглядеть диван, маленький журнальный столик и кресло в углу небольшой комнатки.
Тут ко мне подошел Алексей и потащил меня в свой кабинет. Сейчас начнется, подумала я и приготовилась сопротивляться. Но, как оказалось, напрасно. Красавец начал читать мне проповеди на тему любви, совсем как отец Игорь. Что надо всех любить и все такое…
«И долго это будет продолжаться? – подумала я. – Один полоскал мозги своей ахинеей, теперь и этот подключился». Но едва я так подумала, как Алексей подошел ко мне, стал обнимать и полез целоваться. Правда, он делал это совсем не напористо, наоборот, нежно и ненавязчиво. Но интим в его кабинете в мои планы не входил. Я стала осторожно отстранять Алексея от себя. Он удивился:
– Ты что, Катенька, против?
– Понимаешь… у меня есть парень…
– Так в чем дело? Приводи его к нам.
– Мы любим друг друга…
– Ха-ха! Мы все здесь любим друг друга!
Алексей снова полез с объятиями.
– Ты не понимаешь, у нас все серьезно…
– Катенька, у нас тоже все очень серьезно! Я же говорю, приводи его!
Ничего себе закручено! Я все-таки кое-как вырвалась из объятий красавца, объяснив, что пока не готова к такой
Публичный дом, да и только! Хорошо, что я стояла к ним лицом, и все это записалось на пленку. Я походила по залу еще немного, камера писала, а мое дело было направлять ее куда надо.
Но вот ко мне стал приставать какой-то сопляк, совсем еще юный. Казалось, ему не было еще и восемнадцати. Он что-то плел про любовь и лез обниматься. Ну, все! С меня хватит!
Я вышла в фойе.
– Катя!
Меня окликнул Александр, охранник. Что, и этому захотелось любви? Мало своих девочек? Но оказалось, что он хотел предупредить меня, что завтра, в субботу, все выезжают в деревню Каюкино. Меня тоже приглашают. За поездку надо заплатить пятьсот рублей. Если я хочу…