Силван ничего не ответила — сил на слова не было, да и облегчение оказалось неожиданным, и он воспользовался ее изнеможением в полной мере. Ласково шепча и настаивая, он выпросил у нее согласие раскрыть губы, а когда она на это пошла, его язык принялся творить для нее небывалые на ощупь и на вкус ощущения. Где-то вовне океан ласкал берега своими волнами, а Ранд добивался ее отклика своей опытностью. Она дышала им, стонала им, мучилась им. Как ему удавалось вызвать у нее желание одними лишь своими прикосновениями?
Быть может, надо было сдерживать себя, но волна благодарности поднималась в ней, и Силван ничего с нею не могла поделать. Ранд цел и невредим. Она тому причиной. Она спасла человека. Она доказала себе, что достойна любви, и ей хотелось с кем-то поделиться своим ликованием. С кем-нибудь. С Рандом.
Но вот холодок утреннего воздуха скользнул по ее коже. Силван приподняла голову. Оказывается, вырез платья раскрылся и обнажил грудь. Это Ранд, отвлекая ее поцелуями, расстегнул все крючки, и Силван судорожно схватилась за ворот, пытаясь привести платье в должный вид.
Он глядел на нее глазами, полными обожания.
— Я только посмотрю.
Силван нервно облизала губы и ничего не ответила.
— Если ты в самом деле меня не боишься, позволь мне поглядеть. Только разочек глянуть, — уговаривал Ранд.
Она разгадала его замысел с самого начала. Он воспользовался ее сочувствием, чтобы превратить в безвольную куклу, предназначенную еще сильнее разжечь тот огонь, который пожирал его изнутри. Но потом это его саморазрушительное пламя было поглощено воспламенившейся страстью, а страсть — она для тех, кто смог уцелеть, спастись.
О чем-то таком ей грезилось. Наверное, ей так бы и не довелось испытать такого удовольствия, не сложись обстоятельства так, как они сложились. И Силван сдалась. Ее пальцы сами потянули платье вниз.
Глаза Ранда застыли на ее груди, прячущейся под тонким хлопком сорочки. Медленно, очень медленно он потянулся к ней. Еще не поздно было бежать, найти пути к отступлению. Но Силван, полузакрыв глаза, нежилась в объятиях Ранда, предвкушая какое-то неизведанное наслаждение.
— Нескромные женщины обходятся без нижних сорочек, — заметил он.
— Я запомню это. — Она наблюдала, как палец Ранда нежно обвел темное пятно, окаймлявшее сосок. Наверняка ее следовало назвать нескромной, ведь в ясный день, да что там, с утра пораньше, под лучами поднимающегося солнца, она расселась тут, на виду у всех, и позволяет мужчине трогать себя, да еще радуется этому. Он потянул ее ближе, желая, чтобы она легла на него спиной, но Силван воспротивилась. Конечно, не потому, что боялась его, а потому, что хотела, чтобы он продолжил эти свои ласки. Ранд приподнял голову и поймал губами ее сосок, все еще прикрытый тканью. Он втянул сосок в себя, высасывая из нее всю ее замкнутость, сдержанность, благовоспитанность, взамен отдавая лишь дикарский всплеск новых ощущений. От прикосновения к маленькому пятнышку на груди блаженство пронизывало ее всю, до самых глубин ее естества.
Она рухнула на него сверху, в полной уверенности, что теперь окончательно переходит из категории нескромных в класс бесстыжих. А то и распутных.
— Дай погляжу, — снова попросил Ранд. Она сразу же подчинилась, спустив сорочку до талии. Ей не хотелось, чтобы он передумал. Правда, лицо у него так горело, что вряд ли стоило опасаться перемены в его намерениях.
— Ты не представляешь себе, как мне всегда хотелось посмотреть на твою грудь, — признался Ранд. — Я уж и так и так подглядывал — и когда солнце просвечивало через тонкую ткань, и когда ветер твое платье натягивал. Но все равно, ни к чему подобному я готов не был. — Он приподнял ладонями тяжелые груди и замурлыкал:
— Такие красивые. — Опять поднося их к губам, Ранд провел языком по одной ее груди, и ощущение было такое, будто всю ее омыло теплой водой. Она тихонько застонала от удовольствия, а Ранд хихикнул. — И вкусные.
В его словах ей почудилось что-то обидное.
— Смеешься надо мной?
— Смеюсь? Я? Над тобой? — Он опять хохотнул, но на этот раз как-то невесело. — Я как бревно валяюсь на спине, сдвинуться с места не могу, во всем завишу от утонченной барышни, которая чуть ли не насиловать меня должна сама, ведь мне ее не соблазнить. Я не могу ни удержать ее, ни схватить со всей страстью, ни воспользоваться всем своим многолетним опытом — а ведь этот опыт, все умение я копил ради такого вот мгновения. Мне ли над тобой смеяться? — Он замотал головой. — Нет, я все время с тревогой ждал, когда ты опять упорхнешь прочь. Плясать и веселиться. И насмехаться над человеком, который осмелился мечтать о тебе.
Его уязвленность до того ее растрогала, что на глазах выступили слезы.
— Ну, а чем мы не пара?
Пылкая страстность их объятий постепенно уступала место нежности. Пальцы Ранда поглаживали ее обнаженные плечи, и Силван наслаждалась этими ласковыми прикосновениями.