Смеёмся вместе, в это время на небольшую сцену выходят музыканты, и начинают играть. Я узнаю мелодию — старая песня, перепетая недавно какой-то группой, новый хит.
— Пошли, потанцуем? — Спрашивает парень, вставая и протягиваю руку.
Я смотрю на него, долго думаю, и протягиваю руку. Почему бы и нет, тем более он всё рассказал, хоть немного стало понятней что от меня хотят. Мы единственные вышли, и медленно кружимся, пока солист группы поёт:
— И что же, все эти новые технологии — оттуда, из «компьютеров», смогли вытащить? — Спрашиваю снова.
— Да, вроде как, мне недавно открыли доступ — я особо не смог во всём разобраться, там ещё какой-то синхронизатор упоминается. — Отвечает парень, ведя меня: — Что бы все эти устройства работали вместе, пришлось собрать эту дуру, нас к ней скорее всего скоро повезут, что-то там связано с процессорным временем, я в этом не понимаю.
— Центр. — Говорю я просто.
— Да. — Кивает парень.
Мне приятно, как он держит меня нежно за талию и руку, это не те чувства как обычно у меня бывает — сильного желания. Что-то другое, мы смотрим друг-другу в глаза, и мне хорошо, уютно, чувство защищённости. Солист тем временем поёт последний припев:
Он целует меня, и я не сопротивляюсь, отвечаю. Тело охватывает приятная слабость, в животе щекочет, будто в детстве сильно раскачиваешься на качелях, голова немного кружится. Нет, это не как у меня обычно, мне хорошо, я улетаю, закрывая глаза. Мы целуемся, а солист похоже видит это и с чувством заканчивает:
[Animal Джа z — Чувства]
Мы отрываемся, а я замечаю, что опять плачу, и непонятно почему. Он проводит пальцем по щеке и стирает слёзы. Ну вот, сейчас всё потечёт, будет некрасиво.
— Что-то не так? — Тихо спрашивает.
— Я не знаю, может быть всё не так, ты уверен, что это правильно? — Шепчу в полной тишине.
— Я не знаю, Саша, просто всё так странно, но какая разница, если нам хорошо? — Говорит наконец он.
Никита расплачивается, нам приносят одежду, мы выходим, держась за руки. Идём быстро, потом ускоряемся, и уже бежим по ночному проспекту. Крепко держимся за руки, а я снова плачу и не могу понять причину. А ещё глупо улыбаюсь.
— Гони, как только можешь, ладно? — Прошу его, когда мы садимся в машину, и кладу свою ладонь на руку у коробки передач.
— Почему ты плачешь? — С тревогой спрашивает Никита.
Я подаюсь вперёд, и снова целую его. Как странно, мне приятно, я не понимаю почему. То ли, то, что со мной сделали, то ли что-то другое.
— Просто сделай это. — Шепчу, отрываясь: — И не спрашивай, я не знаю.
Машина срывается с места, уходит в поворот боком, а потом снова набирает скорость. Я не отпускаю свою ладонь, и держу её на руке парня. Мы несемся по ночному городу, но за нами нет погони. Видимо идентификаторы на машине правильные. Я чуть открываю окно, и меня обдувает холодный ветерок. Мотор ревёт, мы входим в очередной поворот, но мне не страшно — он всё сделает правильно.
Мы выбегаем из машины, даже не закрывая её, и быстро поднимаемся по лестнице. В голову лезут дурацкие мысли насчёт нижнего белья — хорошо, что с утра одела всё одноцветное, и днём чулки правильно подобрала. Забегаем в комнату, целуемся, я расстёгиваю пуговицы на его рубашке и сбрасываю пиджак. А он снимает с меня свитер, я расстёгиваю юбку, и она падает на пол. Мы бросаемся на кровать, жадно друг друга трогаем, и продолжаем целоваться. На нём уже нет трусов, я чувствую, что он готов, и сажусь сверху. Поднимаюсь, с улыбкой расстёгиваю застёжки трусиков и бросаю их на пол, он входит в меня со вздохом. Мне хорошо, приятно, начинаю двигаться, в это же время нащупываю застёжки на бюстгальтере, и срываю его.