Он смеялся, болтал и дремал. Хенго боялся тронуться с места, не получив от князя разрешения. Самбор тоже вышел на двор, — спать ему не хотелось, — а явилось желание посмотреть на свирепого властелина. Молодой парень тихонько подошел к спящему князю; прислушиваясь к его бормотанию, он невольно грозно посмотрел на него, встряхнул головою и медленно тем же путем возвратился в избу.
Между тем князь уснул крепким сном. Храпение его раздавалось все громче и громче, голова все ниже опускалась на грудь. Немного спустя в дверях показалась женщина и двое парней. Несмотря на сопротивление пьяного Хвоста, они насильно подняли его и повели, вернее, потащили в дом. Двери за ними захлопнулись.
Хенго, опьяневший от меда, испуганный разыгравшейся перед его глазами кровавою драмою, придерживаясь стен, направился нетвердыми шагами к своим лошадям и здесь лег на соломе.
На дворе погасли лучины. Луна освещала черные лужи застывающей крови и забытые у преддверия трупы, не могущие до сих пор еще проститься с жизнью; кровь еще струилась из ран несчастных кметов; они, опьяневшие от меда, не чувствовали, как остатки жизни уходили из них. Дворовые и челядь, показывая на них› пальцами, хохотали и глумились над умирающими.
— Всем им так будет, кметам, жупанам и старшинам, которые не хотят слушаться его милости, нашего князя.
Смерда заглядывал во все углы и закоулки двора; слуги расходились ночевать поодиночке. Тишина царствовала теперь в городе, где недавно еще раздавались звуки песен и стоны умирающих. Собаки выли, почуяв кровь, а вороны, каркая, садились на верхушку башни, где были их гнезда, или кружились над водою. По недосмотру Смерды несколько забытых жертв умирало спокойно.
Когда Хенго проснулся на следующее утро, солнце успело уже пройти часть своего ежедневного пути. Над ним стоял Герда и старался разбудить отца, так как князь звал немца к себе. Когда Хенго, умывшись, побежал к нему, князь сидел один у стола в своей избе; перед ним стояло жареное мясо, чарки пива и меду. Его затекшие кровью глаза свирепо перебегали с предмета на предмет. Он долго смотрел на немца молча. Наконец проговорил:
— Я знаю, зачем тебя прислали, — начал он с гордостью. — Скажи, что я им благодарен, но в помощи их не нуждаюсь и нуждаться не буду. А если бы когда-нибудь случилась в ней надобность, я обращусь к ним сам. Мне удобнее без них, они даром не придут и каким-нибудь пустяком не зажмешь им ртов. Знаю я их. Возвращайся к ним и передай мой поклон старому графу; пусть учит хорошенько моих парней воевать; пусть живут там и вернутся, когда я прикажу; теперь же не время. Здесь еще нужно чистить; не скоро еще я избавлюсь от этих червей. Старый граф пусть успокоится, — прибавил князь, — хотя здесь народ дикий, привыкший к своеволию, но я сумею его обуздать.
Князь напился пива и задумался. Хенго стоял перед ним. Наконец он указал немцу дверь.
Едва Хенго успел выйти от князя, как у порога встретил того же мальчугана, который вчера позвал его к княгине. Ее милости угодно было призвать к себе немца с товаром. Хенго, взяв свой узел, отправился к ней.
Княгиня, окруженная своими слугами, дожидалась немца в той же светлице, где он видел ее вчера. Слуги княгини были так же бледны, как и их госпожа: лица их, быть может, еще недавно подернутые красным румянцем, выцвели здесь, вдали от родины, среди чужих. Хенго, как опытный торговец, знал, что кому следует показать. В Вишевой хижине он показывал металл среднего достоинства, желтый и красный, здесь же он вынул из сумки серебряные кольца, золотые листики и цветы, выделанные из тоненьких золотых листочков, которыми женщины обшивали платья. Женщины немного оживились, глядя на блестящие безделки; они брали их в руки, прикладывали к платьям. Хенго и не заметил, как весь его товар разошелся по рукам. Он стоял, не смея сказать ни слова, когда мальчуган отворил дверь и в комнату вошел князь в колпаке, закрывавшем ему почти совсем глаза. Стоя у порога, он смотрел на женщин, любуясь личиками тех, которые были моложе и красивее своих товарок. Князь бросил взгляд и на товар, но как-то презрительно при этом улыбнулся, а когда княгиня заметила ему, что для ее женщин все это пригодилось бы, князь, смеясь, приказал немцу оставить все, что принес.
Немец не посмел даже заикнуться об уплате за его товар, а князь и не думал об этом. Наконец, когда Хенго, желая спасти хотя бы оставшееся в суме добро, начал ее связывать, князь нахмурился и крикнул:
— Скажи графу, что мы все это принимаем в подарок для Брунгильды, и пусть он наградит тебя за это. Нечего здесь долго стоять. Советую тебе возвратиться к своим поскорее, да не оглядываться.