Древнее сказание

На краю горизонта Виш заметил столб дыма; всадники прибавили шагу; на холмистом возвышении вдали виднелся высокий земляной вал, покрытый зеленым дерном, а за ним густая роща. Из самой середины этой небольшой рощи струился синеватый дым, поднимаясь длинною лентою к небесам — самый верный знак присутствия человеческого жилища. Земляной вал был так высоко насыпан, что из-за него не видно было даже крыши хижины.

Когда Виш и Доман подъехали к этой насыпи, они заметили в ней узенький проход, закрытый высоким частоколом. Кроме столба синеватого дыма нигде не было заметно даже малейшего признака жизни. Ворота были заперты. Они подъехали к ним, но никто не вышел им навстречу, хотя на насыпи появилось несколько любопытных голов. Виш затрубил.

Они долго еще стояли у ворот, но никто не являлся. Наконец над воротами показалась человеческая голова, покрытая волчьей кожею.

Старый Виш просил впустить их — его и Домана, в городище, но слуга, показавший свою голову над воротами, отвечал угрюмо, что князь Милош никого к себе не допускает. Волей-неволей пришлось Вишу спорить, сердиться; несколько раз шли переговоры с князем, пока Милош согласился пустить гостей к себе в дом. Отворили ворота; всадники прошли по длинному и темному проходу, вырытому в насыпи, опоясывавшей городище, и вошли во двор, заросший высокими деревьями. Дубы и липы, громадные стволы и широко расстилающиеся ветви которых закрывали почти весь двор, образуя над ним зеленую крышу, были свидетелями не только молодых лет хозяина, но и его праотцев. В глубине двора, в тени деревьев, стояло небольшое строение, окруженное длинным навесом и покрытое деревянною крышею.

По двору, в разных направлениях, ходили какие-то угрюмые, молчаливые люди, с ног до головы покрытые кожею. Большие собаки подошли к Вишу и Доману, заворчали, обнюхали их и, окружив со всех сторон, остановились, готовясь по первому приказанию хозяина броситься на приезжих. Много еще прошло времени, пока из избы вышел сгорбленный, едва передвигающий ноги старик, небольшого роста, с длинною палкою в руках; голова его была покрыта кожей. С ним трудно было сговориться: он говорил едва слышным голосом, и, по-видимому, не понимал приезжих. После некоторого колебания он, однако ж, согласился впустить их в избу. Вечерний мрак и тень деревьев, листья которых закрывали окна, не позволяли Вишу и Доману рассмотреть что-нибудь в светлице. Они долго стояли, пока глаза их успели свыкнуться с мраком. На очаге догорали обугленные дрова.

В глубине избы лежал старик высокого роста, с длинною белою бородою, волоса которой не вьющиеся, прямые, как трава, доходили ему до колен. Лежал он на постели, покрытой кожею. Густые, нависшие брови почти совсем закрывали глаза старика, который подпирал свою лысую голову костлявой рукой. Ноги его покоились на чем-то черном, что едва заметно двигалось, как бы из лености. Виш, всматриваясь в старика и его ложе, увидел, наконец, что двигающаяся черная масса есть ручной медведь, который лежал у ног своего господина. Две сороки прохаживались по полу.

Когда приезжие вошли в светлицу, князь Милош даже не тронулся с места; он только посмотрел на них и, казалось, ожидал с их стороны первого слова. Сороки между тем спрятались в углу, а медведь, зевая, посмотрел на приезжих и снова положил голову на прежнее место, более не обращая внимания на вошедших гостей.

В светлице была жара невыносимая, а старый князь дрожал, как в лихорадке.

— Князь Милош, — сказал Виш после некоторого молчания, — да будешь благословен ты и твой дом.

— Кто ты такой? — спросил князь грубым, охрипшим, точно из колодца выходящим, голосом.

— Кмет Виш и сосед мой Доман. Князь долго молчал.

— Позволяешь, князь, говорить с тобою? — начал снова Виш.

— Говорить со мною? — повторил тот же грубый голос. — У меня с людьми ничего нет общего: мне до них дела нет и им тоже до меня! Что же вы хотите?

— Доброго совета, — отвечал Виш.

— Я для себя не сумел найти доброго совета, для других и подавно не найду. Идите к кому-нибудь другому за этим.

— У нас и с нами творятся нехорошие дела, — говорил Виш, не обращая внимания на отказ князя Милоша, — ваш и наш общий враг мучит нас и угнетает все хуже и хуже.

— Кто?

— Хвостек, — отвечал Виш, нарочно употребляя это насмешливое имя.

Милош захохотал диким голосом.

— Мне-то он уж больше ничего дурного не сделает; он лишил меня детей, а теперь пусть и жизнь мою берет, если хочет; я не дорожу ею. Идите, куда хотите, за добрым советом и помощью; у меня их нет ни для кого!

— И мстить ты не хочешь? — спросил Виш. — За детей своих ты должен отмстить ему. Один убит, другому выкололи глаза; не оставил он тебе на старости лет никакого утешения, и это должно остаться безнаказанным?

Князь замолчал, как бы взвешивая слова Виша; вдруг он вскочил, пылая гневом.

— Вон, или я натравлю на вас Маруху! — вскричал он. — Хвост подослал вас ко мне, чтобы тянуть меня за язык… собачьи сыны… Вон!..