Древнее зло в кресле босса

– Бабы – зло! – подпел еще кто-то. – Мой рай – мир без баб! А Любашка так-то нормальная девчонка, приветливая! Спокойно, спокойно, не хмурься, Гриш, я без задней мысли хвалю. У меня своя язва – скоро орать начнет, куда я пропал…

Я шмыгнула мимо, пока меня не заметили. Он там с ними решил душевную травму лечить? Это я, что ли, травму нанесла? С ума спятить можно. Знали бы его собутыльники, что он их даже за людей не считает!

Глава 11

Не могу понять до конца, почему я так и не уволилась, но успокаивалась тем, что больше с Григорием Алексеевичем не встречалась. Это вызывало одновременно неприятное раздражение и облегчение – есть такие эмоции, которые хочется хоть раз в жизни испытать, но которые здорово испортят всю биографию, если вообще не изменят характер. Я человек простой, себя в обиду не даю, но руководствуюсь совестью. И нет ничего проще, чем существовать в ладу с собой, даже чего-то лишившись.

Удерживало меня в фирме не только желание оставаться на теплом местечке, заодно и интуиция иногда напоминала о себе – все-таки некоторые странности так и остались неразрешенными. Человеческий разум устроен таким образом, что игнорирует все, чего не может объяснить. Но оно никуда не исчезает – откладывается в закрома и изредка подает едва заметные сигналы. Ровно через неделю все эти закрома и всплыли на поверхность, будто только ждали своего часа.

Я шла на смену, когда в холле первого этажа столкнулась с Татьяной. Обычно к этому времени уже никого из дневных работников не оставалось, но бывали исключения. Мне эту избалованную девицу видеть было неприятно, но тем не менее я не могла пройти мимо без ритуального акта вежливости:

– Добрый вечер, Татьяна.

Попыталась пройти дальше, но секретарь резким движением схватила меня за плечо и развернула к себе. Я от такого хамства вскрикнула, но осеклась, увидев ее больной взгляд.

– Здравствуйте! – ответила она совершенно чистым и энергичным голосом. – Могу ли я вас попросить еще раз пересказать мне рецепт кофе?

– А, созрели? – я победоносно улыбнулась. – И даже без диплома баристы?

Она неконтролируемо скривилась, окинув презрительным взглядом мою одежду:

– Разумеется, я не настаиваю. Мне самой не по себе от того, что я вынуждена просить об этом… вас, – последнее «вас» прозвучало ругательством.

Неприятная она собеседница – даже об услуге просит так, будто английская королева хрустальную туфельку в грязной луже испачкала. И я бы отказала – просто потому, что некоторые люди нуждаются в уроках, но вдруг она едва слышно добавила:

– Спасите меня.

Это был просто звук – почти неразборчивый, неделимый на два слова. Но я каким-то образом разобрала. Есть во мне темное и неприятное, но сама я еще ни разу не оставляла человека в беде после просьбы о помощи. И потому хлопнула ее по руке, чтобы меня отпустила, и направилась к лифту. Татьяна поспешила за мной на высоченных шпильках – людям с ее ростом я бы вообще запретила носить каблуки, с ними и без того сложно общаться, приходится постоянно задирать голову. А при ее худобе еще и создавалось ощущение, что она вот-вот сломается – как длинный несуразный прутик, всегда прямой, но качающийся от порывов ветра.

В приемной я быстро заново объяснила, что делать, – уже в который раз? Татьяна отмалчивалась, но я время от времени бросала на нее взгляды и удивлялась – она то смотрела на меня с брезгливостью, то оглядывалась, будто вспоминала, что здесь забыла. Я решила сама начать беспечную болтовню, чтобы разбавить эту напряженную обстановку:

– А что, Григорий Алексеевич такой кофе все-таки требует?

– Ни разу, – ответила она неожиданное. – Только в самый первый день спросил, я не поняла точно, чего он хочет, и больше этот вопрос не поднимался… спасите меня.

И опять этот звук, смысл которого можно только угадать.

– От чего? – улыбнулась я. – Давайте еще раз покажу. Не запомнили?

– Сложно не запомнить такое примитивное действие, – очередная презрительная усмешка. – Уважаемая, а вы не слишком много на себя берете? Взялись тут, понимаете ли, учить. У вас все полы вымыты? – короткая пауза, в которой у меня от возмущения дыхание перехватило, и опять выдох: – Спасите меня.

Я просто отставила чашку и шагнула к секретарше, не отрывая взгляда от болезненного лица. Что она несет? Молотит свою высокомерную чушь, а почти каждую фразу заканчивает одинаково. Да так тихо, что нет твердой уверенности вообще в правильном понимании. И кофе тут ни при чем. Он точно никак не участвует.

– Сядьте-ка, – распорядилась я. – Похоже, вы переутомились, Татьяна.

Она не отреагировала, потому я просто усадила ее на стул. Так же посматривая на нее, подтащила другой и уселась напротив. Наклонилась и теперь уже старалась не обращать внимания на неприязненный взгляд в свой адрес.

– Татьяна, вам нужна какая-то помощь?