Древнейший

В этот момент Брансена захлестнуло странное и неожиданное чувство. Внезапно поиски брата Брана Динарда, его родного отца, показались ему чем-то вполне реальным. Хотя нет, честь называться отцом Брансен решил оставить за Гарибондом. В этом свете путешествие на север представлялось прежде всего отклонением от курса, отсрочкой судьбоносного продвижения на юг. Он так зациклился на идее найти своего настоящего отца, что был готов отложить встречу с мистиками Джеста Ту и переждать с главными ответами своей жизни — точнее, боясь узнать, что таковых просто нет, — ради знакомства с человеком, который произвел его на свет.

Теперь, когда впереди был прямой и ясный путь, когда последний настоящий город остался за спиной, перспектива найти брата Динарда предстала перед ним со всей реальностью. Брансен толком не знал, к чему готовиться. Узнает ли его этот человек? Заключит ли в объятия и будет прыгать от счастья, радуясь, что сын нашел его?

«Хочу ли я этого? Не оскорбит ли это прекрасное воссоединение памяти дорогого Гарибонда? — В голове Брансена вертелись сплошные вопросы. — Как я встречу этого человека? Как встретит меня он?»

Чем больше проходило времени и чем большее расстояние отмеривал он шаткими шагами, тем сильнее терзал его главный вопрос.

«Почему? Да, почему брат Динард не вернулся ко мне?»

Каллен столько раз называла его хорошим человеком, и Брансену очень хотелось надеяться, что ответ на самый важный вопрос подтвердит это.

По улицам нижнего города спешил брат Хониг Брисболис. Он пыхтел, раздражался и, тараща глаза, требовал, чтобы все убирались с дороги. При виде явно чем-то разгневанного трехсотфунтового толстяка мало у кого возникало желание вступить с ним в перепалку. Даже стражники на воротах верхнего города при его приближении поскорее распахнули одну из двойных дверей, чтобы не задерживать самого брата Хонига.

Однако сразу за воротами монах остановился на перекрестке. Дорога направо, на юг, вела к дворцу владыки Панламариса, налево — к площади, что перед часовней Дорогих Воспоминаний. Новости же, которые он нес, имели большую, если не сказать — принципиальную, важность как для владыки Панламариса, так и для отца Мальскиннера.

— Панламарис мог бы срочно послать военные корабли на перехват, — произнес Хониг вслух, стараясь привести мысли в порядок.

Но повернул монах все равно налево, осознав, что его первейшим долгом является служба церкви, а не помещику. Он весь покрылся испариной и задыхался, однако не смел замедлить шаг.

— В чем дело, брат Хониг? — поинтересовался отец Мальскиннер, когда несколько минут спустя тот ворвался в его просторные частные апартаменты.

Хониг открыл рот, но жестокая одышка не давала ему выговорить ни слова. Он даже оперся о стол Мальскиннера, чтобы прийти в себя.

— Вы встречались с капитаном Шивейн?

Толстяк закивал, но по-прежнему не мог совладать с голосом.

— Брат Хониг?

— Они снимаются с якоря! — выговорил он наконец.

Отец Мальскиннер озадаченно уставился на гостя, затем встал из-за стола и подошел к окну, которое выходило на реку. Три капера действительно подняли паруса.

— Что это значит? — спросил он, резко повернувшись к Хонигу.

— Шивейн уходит из залива, — ответил тот.

— Но воины и припасы владыки Делавала еще даже не прибыли!

Хониг покачал головой.

— Она не станет их ждать. Эта атаманша смеялась над моими возражениями.

— Даже так?

— Ей заплатили, святой отец. Причем очень хорошо. Лучшее предложение, как она сказала.

— Этельберт? Здесь?

Хониг отрицательно замотал головой.

— Капитан Шивейн нарочно не говорила, кто это. Лишь заверила, что не Этельберт и не его посланец. Она назвала его разбойником, человеком, который принес ей гораздо больше сокровищ, чем предложил владыка Делавал.

Мальскиннер задумчиво посмотрел на Хонига.

— Третья сторона в этой войне? — Произнесенные вслух, эти слова казались еще более невероятными.

— Больше похоже на вора-одиночку, — сказал гость. — Она упомянула, что на нем была маска и черный костюм из редкой ткани.

Глаза Мальскиннера округлились.

— Еще она говорила, будто он движется словно тень и мастерски владеет клинком. У него, мол, самый великолепный меч из всех, что ей доводилось видеть. Это оружие поразит владыку или человека, мечтающего стать королем. Так она и сказала.

— Человек из Прайда, — произнес Мальскиннер, кивнув в знак своей догадки.

Он торопливо подошел к стеллажу, где хранилась вся переписка за последние месяцы, и извлек оттуда пачку писем из Прайда. Здесь же были и послания принца Иеслника Делавалского, в которых тот предупреждал о самом знаменитом и опасном преступнике по прозвищу Разбойник.

Мальскиннер испустил протяжный вздох, когда прочел три последние записки. В одной из них сообщалось, что этот отчаянный субъект убил владыку Прайда и отправился в неизвестном направлении.

Порывшись в каких-то пергаментах, настоятель часовни Дорогих Воспоминаний вытащил толстое письмо, отправленное братом Ринду от имени отца Джерака из Прайдской часовни.