Древнейший

Вдруг гном рванул вперед, размахнулся и со всей силы обрушил дубинку на врага, но монах оказался слишком далеко. Более того, поври с удивлением обнаружил, что оружие выскользнуло из его рук и улетело неизвестно куда, а Кормик уже развернулся и идет прямо на него. Подпрыгнув, юноша обрушил на гнома двойной удар ногами — в голову и в грудь, — от которого тот отлетел назад и повалился на землю.

Прагганаг перевернулся на живот и попытался встать, но тут же больно получил коленом по голове, потом еще и еще. Даже когда гном впился зубами Кормику в ногу, монах сумел проворно освободиться, так что на коже остались лишь царапины.

Кормик навалился на Прагганага и стал заламывать ему руки. Обычно это гарантировало победу, потому что вся верхняя половина туловища противника становилась беспомощной, но Кормик еще ни разу не применял двойные тиски — так назывался прием — к поври.

С невероятным усилием Прагганаг поднялся на ноги. Кормик, оказавшийся на нем верхом, пытался раскачиваться и вертеться, чтобы враг потерял равновесие, но Прагганаг, будто обезумев, закружился то влево, то вправо, то опять влево, стуча тяжелыми ботинками по камням.

Кормику показалось, будто он объезжает быка. Ноги его болтались в воздухе, и, когда Прагганаг вдруг пустился бежать, с ним ничего нельзя было поделать. Юноша сполз по спине гнома немного вниз, пытаясь затормозить ногами, но тщетно. Поври со страшным ревом мчался куда-то. Внезапно на полном ходу он наклонился вперед, крепко ухватил своего назойливого седока за запястья и взвалил на себя, как мешок. Кормик разгадал его намерение в самый последний момент, когда увидел, что они несутся прямо на скалы. С безрассудством, свойственным только этому народу, Прагганаг врезался в них, буквально припечатав бедного юношу к самой большой глыбе.

На долю секунды оба замерли, напоминая раздавленный помидор, а потом свалились на песок.

«Вставай!» — приказал себе Кормик, с трудом выбираясь из-под камней и хватая ртом воздух.

Он плохо понимал, где он и кто эти гогочущие карлики в кроваво-красных беретах, но отчетливо осознавал одно: если не подняться, то ему конец.

Не успел монах встать с колен, как на него обрушился удар дубинки. Отчасти инстинктивно, отчасти благодаря долгим часам обучения военному искусству Кормик успел защититься левой рукой. Острая боль пронзила все его тело, но тренированные мускулы послушно и четко выполняли заученные движения.

Левой рукой он схватился за нижнюю часть рукоятки дубинки, правой — прямо над местом, где ее держал противник, и вывернул оружие из рук Прагганага. Крякнув, Кормик с размаху поразил его толстым концом дубинки прямо в глаз. Голова карлика откинулась назад, он зашатался. Но абелиец не отставал, осыпая врага все новыми ударами. Прагганаг пятился, уворачиваясь и защищаясь, пока в конце концов не повалился на землю, чем вызвал ободрительные возгласы Маквиджика и остальных.

Кормик в душе праздновал победу, уверенный в том, что не даст гному подняться, пока тот не сдастся. Прагганаг перекатился со спины на плечо и резко выбросил вперед левую руку, но юноша ждал этого удара. Он лишь немного пригнулся, думая, что сможет без труда блокировать его, и уже готовил дубинку для ответа.

Но результат атаки оказался совершенно неожиданным.

Руку Кормику словно опалило огнем. Он попятился, уронил дубинку и схватился за непонятно откуда взявшуюся рваную рану. Только когда гном вскочил на ноги и подошел к нему совсем близко, монах разглядел в его левой руке окровавленный топор.

— Но как?.. — только и смог выговорить юноша и, споткнувшись, сел на песок.

Прагганаг приближался, зловеще посмеиваясь, но Кормик уронил руки в знак того, что защищаться бесполезно. Как мог он, человек из плоти и крови, противостоять металлическому топору?

— Чур, я первый буду окроплять берет! — заявил Прагганаг товарищам, когда подошел совсем близко.

Он занес топор высоко над головой и обрушил его с такой силой, что перерубил бы юноше руку, если бы тот вздумал ею защищаться.

Кормик и в самом деле поднял руку, но не для того, чтобы заслониться. Он хотел высвободить волшебную силу магнита, который успел нащупать в своем кисете и теперь держал в вытянутой руке. Сквозь самоцвет металл топора был виден так же хорошо, как в солнечный полдень. Движимый отчаянием сильнее, чем любым другим чувством, монах послал всю свою энергию в камень, пробуждая в нем бурно нарастающую магию.

Он хотел заставить топор отклониться в сторону магнита, но вместо этого, снова повинуясь инстинкту, сделал все с точностью до наоборот. Стоило ему разжать ладонь, как заряженный самоцвет с невероятной скоростью взмыл вверх и поразил металлическое оружие.

Оглушительный грохот, от которого загудели все камни острова Часовни, отозвался в самых дальних концах Митранидуна. Удар был настолько силен, что топор соскочил с рукоятки и угодил гному прямо в уродливое лицо.