Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах

Таньтай Юй-цзы имел облик благородного человека. Чжун-ни сблизился с ним и взял его [в ученики]. Пробыв с ним вместе долгое время, [он узнал], что поведение [Таньтай Юй-цзы] не соответствует его облику[135]. Речи Цзай Юя[136] были изысканными и утонченными. Чжун-ни сблизился с ним и взял его [в ученики]. Пробыв с ним вместе долгое время, [он узнал], что ум [Цзай Юя] далеко не таков, как его красноречие. Поэтому Чжун-ни говорил: «Принимая человека по облику, я ошибся в Цзы-юе; принимая человека по речам, я ошибся в Цзай Юе». Итак, известно, что даже ум Чжун-ни мог упускать истину. Ныне новые краснобаи далеко превосходят Цзай Юя, а нынешние правители, слушая [их], заблуждаются еще больше, чем Чжун-ни. Раз [правителям] нравятся их речи, то за них и назначают на службу. Как же тут избежать ошибок? Поэтому Вэй, доверившись красноречию Мэй Мао, испытало горечь поражения у Хуаяна[137]; Чжао, доверившись красноречию Ма Фу, потерпело бедствие у Чанпина[138]. Эти два [случая — примеры] ошибок из-за назначения на службу за красноречие. Ведь [если] смотреть [только] на расплавленное олово и различать в нем [только] голубые и желтые [отблески], то и сам Оу-е[139] не смог бы определить наверняка [качество] меча. [А если меч] в воде бьет цапель и гусей, а на суше рубит жеребят и лошадей, то и раб не сомневался бы, тупой [меч] или острый. [Если] проверять только зубы во рту и внешний вид лошади, то и сам Бо Ло[140] не смог бы определить наверняка ее достоинств. [А если] запрячь ее в повозку и поехать, а в конце пути посмотреть на нее, то и раб не усомнился бы в качествах лошади. [Если] смотреть [только] на внешний облик и одежды [человека] и слушать [только] его речи, то и сам Чжун-ни не смог бы разобраться наверняка в человеке. [А если] испытать его на чиновничьей должности, рассмотреть его достижения, то и обычный человек не усомнится, глуп ли тот или умен. Поэтому у просвещенного правителя чиновники [таковы]: первый министр непременно поднялся из местных чинов, а отважный главнокомандующий непременно вышел из рядовых. Имеющих заслуги непременно награждают, при этом ранги знатности и жалованья раздаются щедро, и это все более побуждает стараться. Чиновников перемещают на более высокие посты, при этом должности их становятся все крупнее, и это побуждает их управлять все лучше. Когда ранги знатности и жалованья [становятся] все выше, а чиновники управляют [все лучше], то это путь правителя.

Тысячу ли сплошных камней нельзя назвать богатством, миллион человеческих чучел нельзя назвать силой. Не то чтобы камни были невелики и число [чучел] было небольшим, а нельзя их назвать богатством и силой потому, что на сплошных камнях не уродится зерно, а человеческие чучела нельзя послать на отпор врагу. Ныне торговцы, купившие чины, и люди, искусные [в каком-либо] мастерстве, также не пашут, а едят. Это земля, которая ничего не родит, как сплошные камни. Конфуцианцы и удальцы не имеют военных заслуг, однако знамениты и пользуются почетом. Этот люд нельзя использовать на службе, он все равно что чучела. И обижаться на сплошные камни и человеческие чучела, но не обижаться на торговцев, конфуцианцев и удальцов, которые как бесплодная земля и ни на что негодный люд, — это значит не понимать сходства этих вещей.

Поэтому если даже правитель соперничающего государства восхищается моим чувством долга, я не могу заставить его прийти ко мне с данью и стать моим подданным. А если чжухоу внутри страны не одобряет моего поведения, я непременно смогу заставить его прийти с дарами к [моему] двору. Значит, если сил много, то люди приходят к [моему] двору, если сил недостаточно, то [сам] приходишь ко двору других. Поэтому просвещенный правитель старается быть сильным. Ведь в строгой семье не бывает строптивых рабов, а у любящей матери бывают непутевые дети. Отсюда я знаю, что строгой властью можно пресечь буйство, а щедрой добродетели недостаточно, чтобы прекратить смуту.