Мнение Березовца о тождестве русов с населением салтовской культуры имеет определенное основание. Их этимологический исток заложен уже в этнониме
Значению этнонима «Русь» (исходя из представления о существовании одной «Руси») посвятил весьма полезное исследование В. Завитневич. Он отправлялся от заключения современника конфликта Константинополя и Киева в середине X в. лангобарда Лиудпранада, проживавшего в Северной Италии: «Это есть северный народ, который Греки по наружному качеству называют Руссами, а мы по положению их страны Нордманнами»[843]
. В. Завитневич напомнил и вроде бы давно и хорошо известные источники. Популярный у первых русских летописцев Георгий Амартол (ок. 867 г.) дал описание нападения росов на Константинополь. В описании хрониста, нападавшие «своим видом показывали кровопролитие». Примерно так же воспринимался библейский Рос (Рош). Вообще пурпурный цвет напоминал кровь и огонь. «Румяными или рыжими» представлял в начале X в. русов-торговцев в Великом Булгаре арабский автор Ибн-Фадлан. От «цвета лица и власов» выводил название «Русь» автор Хронографа «второй редакции»[844]. Обозначение цвета помогает и различению разных видов русов: восточных (белых) и западных. Особенно важен этот указатель при проведении границы между «красными» и «белыми» в юго-восточной части Прибалтики, да и на всем Волго-Балтийском пути.С конца IX в. русы неоднократно вторгаются в прикаспийские области, проникая до Бердаа. Нападения русов около 912 – 913 и 943 – 944 гг. отражены во многих, в том числе и в близких по времени к событиям, восточных источниках. Одним из наиболее осведомленных и авторитетных авторов середины X в. является Масуди. Им, между прочим, было отмечено, что «Руссы состоят из многих народностей разного рода»[845]
. Это указывает на определенный отрыв претендентов на первенство среди родственных племен от собственной этнической почвы – явление нередкое в эпоху перехода от племенного строя к государственному. Имело значение, конечно, и соседство с весьма агрессивным Хазарским каганатом. К тому же Масуди мог объединять под одним именем и этнически разноплеменных русов. Масуди хорошо представляет Меотское или Хазарское (в данном случае Азовское) море, соединяющееся 10-мильным проливом с «Русским» морем. Пролив служит защитой для прилегающих районов от кораблей «Кудкана» и «других племен русов». Самое многочисленное племя русов называется, по Масуди, эль-Лудзана (ал-Луд’ана).Масуди бывал в южных прикаспийских областях и на Кавказе, а потому представления его вызывают особый интерес. Как и другие восточные авторы, он прежде всего становится объектом спора норманистов и антинорманистов. Так, В.Ф. Минорский «самое многочисленное племя» читал как ал-Урмана и таким образом отождествил русов с норманнами[846]
. От такого рода идентификации лучше бы воздерживаться хотя бы до тех пор, пока не выяснится, каких именно русов имел в виду Масуди.Как и у многих других восточных авторов, у Масуди Прибалтика приближена к Причерноморью. Он знает прибалтийских славян и распространяет их земли вплоть до Хазарии[847]
. Знает он и о самых тесных контактах прибалтийских славян и русов. Но русов он все-таки локализует на юге, в Причерноморье. Это хорошо видно из его объяснения пути, которым русы вторглись в 844 г. в Андалузию (Испанию), где они разграбили Севилью. Масуди возражает против мнения, что русы пришли через Гибралтарский пролив. «Я думаю, а Аллах лучше знает, – добавляет он, – что этот пролив соединяется с морями Майтас и Понтос, а этот народ – рус, о котором мы уже упоминали, ибо никто, кроме них, не ходит по этому морю, соединяющемуся с морем Океан»[848]. В данном случае не имеет значения маршрут пиратов-русов. Важно, что с точки зрения, Масуди русы жили в Причерноморье близ Азовского моря.