«Руссией» продолжали именовать римские папы и Ливонию, и земли, прилегавшие к острову Рюген. В 1245 г. папа Инокентий IV с требованием прекратить преследования францисканского ордена обратился к духовенству «Богемии, Швеции и Норвегии, а также в провинциях Польши, Литвы, Славии, Руссии и Пруссии»[1015]
. «Руссия» здесь, очевидно, область, подчиненная римской церкви, та же самая, что и в ряде других рассмотренных документах. Папа Бенедикт XI обращался в 1304 г. к последним собственно рюгенским князьям Вышеславу и Самбору, называя их «знаменитыми мужами, князьями русских» (principibus Russianorum)[1016]. В «Хождении на Флорентийский собор» в 1437 г. митрополита Исидора отмечено, что «кони митрополичи гнали берегом от Риги къ Любку на Русскую землю»[1017].Вполне живая еще традиция отразилась и в сочинениях авторов XVI столетия С. Герберштейна и Герарда Меркатора. Герберштейн стремился понять природу «варягов» и указал на то, что если у восточных славян Балтийское море называется «варяжским», то у балтийских оно называется «Варецким». Автор сближал это название с «Вагрией» и сопоставлял «русских» России и «русских» Вагрии[1018]
. Географ Меркатор в описании балтийских народов уделяет видное место «рутенам» или «ранам» с острова Рюгена. Он, в частности, дал ценное указание на их двуязычие: язык рутенов был «словенской да виндальской»[1019]. «Виндальский» язык, очевидно, относится к изначальной природе балтийских рутенов (видимо язык всей группы племен ингевонов). «Словенский» они приобрели в ходе освоения балтийского побережья славянами в VI – IX вв. Поиски следов «виндальского» языка в Прибалтике, по всей вероятности, и должны привести к решению варяго-русской проблемы.Интересные данные для решения «русской» проблемы содержит «Список русских городов дальних и ближних», созданный в конце XIV в. в окружении митрополита Киприана и отражавший притязания митрополии на территории, заселенные русами[1020]
. В «Списке» упомянуты подунайские и причерноморские города Болгарии (митрополит сам был болгарином), среди которых обозначено Тырново (Тернов). (По летописи, Святослав отправился в поход на Дунай с целью перенести туда центр своей земли.) Упомянуты также «волошские» города – область, примыкающая к нынешней Закарпатской Руси или «Червленой» (т. е. «красной») Руси Средневековья. В числе литовских городов названы Ковно, Вильно, Троки («Старый» и «Новый») и целый ряд городов на Среднем Немане в так называемой Черной Руси. Само это название, которое нередко можно встретить и на исторических картах, – результат переосмысления примерно в XVI в. обозначения «красного» цвета в славянских языках. Ранее слово «красный» означало «красивый». (Поэтому так много титулованных особ с добавлением «Красный».) Красный же цвет обозначался словом «чермъный» или «червленый» («червленые щиты» «Слова о полку Игореве» и «Чермъное» море, ставшее «Черным». А особое внимание к цвету в Понеманье связано с тем, что по соседству на Западной Двине и далее по эстонскому побережью располагалась «белая» Русия (от ирано-аланского обозначения белого цвета).Таким образом, широкий круг разнообразных и независимых друг от друга источников с IX по XVI в. указывают на наличие ряда Русий по южному и восточному берегам Балтики и на прилегающих к этим берегах островам. На восточном побережье выделяется «Русия-тюрк», являющаяся ответвлением донских русов-аланов, на острове Рюген и на побережье, в той или иной степени удаленном от моря, вплоть до Немана, упоминается несколько изолированных друг от друга, но восходящих к единому корню Русий «красных». Именно эти «Русии» традиционно, на протяжении столетий, воспринимались как части Руси Киевской и позднее Московской. С этими же Русиями – вполне обоснованно – увязывались и разные «Русии» в Подунавье и примыкающих к Дунаю областях. В Причерноморье же смешивались «Русии» разного этнического происхождения.
Глава VI
Становление древнерусской цивилизации
Крушение рабовладельческого Рима и возрождение свободной крестьянской общины на значительных пространствах Европы было лишь этапом перехода к феодальным отношениям. Разрушив прогнивший мир, варвары в большой степени сами прониклись идеологией и жизненными нормами классового общества. Не имея возможности использовать в широких размерах рабский труд, они либо продавали массы захваченных пленных, либо заставляли их отрабатывать свободу в рамках обычного трудового цикла земледельческой общины. Первое давало им деньги, а вместе с ними неизбежное неравенство. Второе – привычку использовать чужой труд в специфических условиях сельскохозяйственного производства. Сама крестьянская община, обеспечивая земледельцу определенную защиту перед лицом внешней угрозы со стороны своей или чужой знати, постепенно попадает в зависимость от нарождающейся государственной власти. Зависимость от короля или князя становится платой за право относительно спокойно добывать хлеб в поте лица своего.