Древнерусские княжества X–XIII вв.

Мы знаем также, что г. Шарукань, названный в честь хана Шарукана, в некоторых списках именуется Чешуевом (опять-таки очевидна связь со змеей). Может быть, древний Шарукань — Чешуев находился на месте современного Чугуева, а Сугров — Змиева? К сожалению, в обоих современных городах древний культурный слой совершенно уничтожен перекопами и постройками. Кстати, по летописи Шарукань был взят 21 марта, Сугров — 22 марта. Между Чугуевом и Змиевом примерно 25 км — один день пешего пути. Как бы там ни было, но пока совершенно очевиден тот факт, что ниже Изюма, в районе Богородичного — Маяков этих городов не было. Вероятнее то, что они стояли где-то на участке реки от Чугуева до Змиева. В VIII–IX вв. это была аланская земля, и поэтому нет ничего удивительного, что во время похода 1116 г. Ярополк Владимирович взял отсюда жену «красну вельми, ясьского князя дщерь…»[1190]. Потомки алан VIII–IX вв. оставались здесь вплоть до XII в. Во время похода 1116 г. был взят еще один город — Балин. Находился он рядом с Сугровом, в том же районе. Это вполне могло быть и небольшое городище у с. Гайдары, о котором я упоминала выше.

Против отождествления Шаруканя, Сугрова, Балина с современными Чугуевом, Змиевом, Гайдарами могут быть необычайно длительные сроки движения русских по степи. Они перешли Ворсклу 7 марта и только 19 марта достигли «Дона» — Донца. Получается, что расстояние в 120 км было пройдено в 12 дней (10 км в день). Правда, летописец оговаривается, что войска перешли многие реки (весной в степи каждая речка — серьезное препятствие). Возможно, именно это обстоятельство и было причиной, из-за которой русские двигались по степи исключительно медленно, и именно поэтому о нем сочли необходимым специально сказать в летописи.

В рассказах о походах 1111 и 1116 гг. особенного внимания заслуживает даже не локализация половецких городов, а констатация того, что эти города были. Судя по сообщению летописца о жителях Шаруканя, дружественно настроенных к русским, город был заселен в основном не половцами, а аланами-ясами, у которых был к тому же свой князь. Однако половецкие князья, давшие свое имя этим городам, владели ими, а рядовые половцы ставили, вероятно, вежи у их валов.

Интереснейшие данные, свидетельствующие о начальных этапах локализации половецких кочевий, мы получили в результате картографирования ранних типов половецких каменных изваяний[1191]. Статуи, воздвигавшиеся в память умерших предков и являвшиеся важнейшим атрибутом господствовавшего у половцев культа предков, могли ставить только в местах собственно половецких кочевий, там, где кочевая жизнь как-то стабилизировалась, где появлялись более или менее постоянные половецкие зимовища и прокладывались соединяющие отдельные вежи постоянные степные дороги. В XI в. такими устойчиво половецкими землями были в основном берега среднего и нижнего Северского Донца. Именно там были сосредоточены ранние половецкие статуи, датирующиеся второй половиной XI в.

На нижнем Днепре каменных изваяний в то время еще не ставили. Поход туда русских князей весной 1103 г. можно объяснить тем, что там, в «Лукоморье», были, по-видимому, какие-то вполне определенные районы, куда изголодавшиеся за долгую зиму половцы ежегодно возвращались на весенние рыбные промыслы.

Источники не дают нам прямых данных для того, чтобы предположить, что в XI в. у половцев наметились большие административные объединения, о существовании которых мы можем уверенно говорить благодаря записям XII в., — лукоморские, днепровские, донские и пр. Однако косвенными свидетельствами о начавшемся процессе кристаллизации таких групп мы все же располагаем.

О каких половецких ханах XI в. особенно часто и с особым чувством антипатии говорится в русской летописи? О Боняке и Тугоркане. Недаром оба они прочно вошли в русский фольклор как заклятые враги русских. Боняк фигурирует в западноукраинских сказаниях и песнях под именем Буняки Шолудивого[1192], а Тугоркан — в русских былинах в качестве Туга рина или Тугарина Змеевича[1193].

Оба эти хана ходили вместе в византийские походы на по мощь Алексею Комнину. Анна Комнин называет их в своих записках Маниак и Тогортак. В.Г. Васильевский считает, что отождествление названных Анной половецких князей с Боняком и Тугорканом русских летописей не вызывает сомнения[1194].

Популярность и активность этих ханов являются, по-видимому, свидетельством того, что они возглавили какую-то крупную половецкую группировку.