Древнерусские княжества X–XIII вв.

Для выявления восточных пределов ядра Черниговской земли необходимо рассмотреть земли восточных северян, входившие в XII в. в Черниговское княжество. Здесь известен в настоящее время один значительный могильник с преобладанием обряда трупоположения в яме — близ Липинского городища (в 35 км западнее Курска). Однако курганы почти полностью распаханы, и возможно, что значительная часть северянских трупоположений на материке уничтожена. Для юго-восточной северянской окраины характерны курганные группы со смешанным обрядом погребения (Броварки, Петровское, Ницахи, Гочево, Липино). В них есть хорошо датированные ямные погребения рубежа X и XI вв.[259] Эти некрополи оставлены разноплеменными гарнизонами крепостей Владимира Святославича[260]

, и нет сомнения в том, что государственное освоение Посемья было завершено в конце X — начале XI в.

Ранее других на этой территории упомянут г. Курск. В Повести временных лет он назван впервые под 1095 г., а также в «Поучении» Мономаха в связи с событиями 1068 г.[261] Однако в житии Феодосия Печерского есть данные о Курске первой половины XI в. Курск в это время управляется посадником, «властелином града», причем родители Феодосия были переведены в Курск из Василева, города Киевской земли[262]

. Неизвестно, тянул ли Курск к Чернигову до того, как Мстислав Владимирович в 1024 г. подчинил себе Левобережье (1024–1036 гг.). Факт перевода боярской семьи из киевского города в Курск свидетельствует в пользу того, что управление северянской (восточной) территорией контролировалось (с 1036 — до 1054 г.) непосредственно Киевом. Курское Посемье окончательно вошло в Черниговскую землю лишь в середине XII в., и это ретроспективно свидетельствует о том, что оно не входило в ядро изучаемой территории.

Обращает на себя внимание расположение основных, известных по Повести городов территориального ядра — ни один из них не является географическим центром этой территории: Сновск стоял на границе черниговских полян и западных северян, Стародуб — близ северной границы «Русской земли» по соседству с восточными северянами и вятичами. Линии Чернигов — Сновск — Стародуб и Чернигов — Сновск — Новгород как бы указывают основное направление распространения политической власти Чернигова. Очевидно, эти города были форпостами государственного освоения пограничных областей радимичей и вятичей (Стародуб), вятичей и восточных северян (Новгород-Северский), так же как Сновск был ранее форпостом освоения территории западных северян.

Территории «племен», как правило, осваивались из двух или трех центров, что убедительно доказано на общерусском материале А.Н. Насоновым. Именно поэтому они оказались поделенными между различными княжествами. Это в свою очередь свидетельствует о том, что завершающий этап государственного освоения достаточно отстоял по времени от включения «племен» в состав Киевской Руси.

Соотношение земель племенных союзов (радимичских, вятичских, северянских и др.) с государственной территорией Черниговской земли является очень важной частью общей проблемы соотношения племенной и государственной территорий, тесно связанной с изучением феодальной раздробленности в древней Руси.

Классификация материалов древнерусских курганных захоронений и соотношение их ареалов с летописными известиями о расселении восточнославянских племен, предпринятые А.А. Спицыным и разработанные для отдельных племен в трудах А.В. Арциховского и Б.А. Рыбакова[263]

, вызвали еще в конце 30-х годов возражения со стороны П.Н. Третьякова. Основная трудность заключается в том, что границы «племен» прослеживаются по данным преимущественно XI–XII вв., когда уже формировались «феодальные области»[264]. Строгий критический разбор истории этой проблемы привел И.И. Ляпушкина к подтверждению выводов А.А. Спицына. В результате славянского расселения VI–VII вв. особенности материальной культуры отдельных племен «не только не закреплялись, но должны были стереться. Формирование этнографических особенностей и их закрепление могли происходить лишь в условиях мирной жизни, когда в ходе расселения произошло территориальное обособление этих групп… и у каждой группы стал слагаться свой устойчивый жизненный уклад. Все это могло начаться, по-видимому, сравнительно поздно, не ранее VIII–IX в., и получило свое завершение в X–XI вв.»[265].