Древнерусские учения о пределах царской власти

Вопроса об отношении народа к тирану Крижанич касается в своем сочинении «О Промысле» и в «Разговорах об владательству». Первое из них написано годом позже второго (1666–1667) и имеет своей задачей раскрыть идею Промысла Божия, который руководит и отдельными людьми, и народами, который все устраивает ко благу и пользуется даже людскими грехами, чтобы дать торжество высшей справедливости. С точки зрения этой идеи и рассматривает здесь Крижанич отношение народа к тирану. Он не решает вопроса ни в ту ни в другую сторону; он только спрашивает: как следует смотреть на убийство тирана? И он говорит, что в нем, кроме злобы и неповиновения, следует видеть еще волю Божию. Оно совершается вследствие попущения со стороны Бога, который желал наказать нечестивого царя и для того воспользовался действиями одних нечестивых людей против других[996]. Это – не оправдание тираноубийства, а только его объяснение. В «Разговорах» же Крижанич рассматривает вопрос с принципиальной стороны, и здесь он высказывается вполне определенно против сопротивления тирану. Никто не может отказать царю в повиновении, хотя бы царь и был неправедный; Крижанич ссылается на 1 поел, ап. Петра, гл. 2, где говорится о покорении господам не только добрым и кротким, но и суровым. Царь всегда остается наместником и помазанником Божиим, и потому сопротивление тирану есть косвенно сопротивление самому Богу. Тиран есть наказание Божие за грехи народа, и народу не остается ничего другого, как молить Бога о своих грехах и ждать помощи свыше. Только в одном случае Крижанич допускает неповиновение царю, именно если бы он отрекся от православной веры и стал открыто проповедовать ересь. Этим он посягнул бы на главный «столп», которым держится Русь, и без которого сама царская власть не имеет значения. Тогда народ был бы уже свободен от своей присяги, мог бы свергнуть еретика и передать престол православному царю[997]. Эту мысль Крижанич помещает в царской речи к народу и, следовательно, высказывает ее не при обсуждении событий прошлого времени, а скорее в применении к будущему. Но почему ему представлялось возможным появление еретика на русском престоле, и сказались ли при этом на нем какие-нибудь литературные влияния, остается неизвестным.

Все изложенное позволяет сделать вывод, что в учении о пределах царской власти Крижанич не только стоит чрезвычайно близко к русской литературе, но во многих отношениях прямо примыкает к тем учениям, которые в ней выработались до него. Как и вся древнерусская письменность, он утверждает, что царская власть ограничена, и главные пределы ее он, в полном согласии со своими предшественниками, видит в законе Божием и в церковных постановлениях. Главным источником, определившим его взгляд на пределы царской власти, было св. Писание; и в этом опять сходство у него с русской литературой. Можно предположить, что и выработался его взгляд не чисто литературным путем, а под некоторым, по крайней мере, влиянием знакомства с русской действительностью. Некоторое отличие от русской литературы замечается у него только в приемах доказательства. Что касается пределов повиновения царской власти, то в этом вопросе требовать от Крижанича согласия со всей древнерусской литературой было бы несправедливо, так как у нас было два направления, взаимно друг друга исключающие: одно требовало безусловного повиновения царю – даже в том случае, если он выходит за пределы своей власти, другое же, наоборот, допускало возможность правомерного сопротивления. Но Крижанич, до известной степени, удовлетворяет и этому требованию. Настаивая на повиновении тирану и объявляя его наказанием Божиим за грехи народа, он всецело примыкает к начальной летописи, которая стояла на точке такого же провиденциализма и совершенно также смотрела на злого, неправедного князя. Но из общего правила Крижанич допускает одно исключение: он считает правомерным сопротивление еретику. Это сближает его с школой Иосифа Волоцкого, который также учил, что обязанность покорения прекращается, когда на престоле находится царь, виновный в нечестии и хуле.

Глава VII Общие выводы

Разбор отдельных памятников древнерусской письменности, имеющих политическое значение, позволяет начертать общий ход развития в Древней Руси учений о пределах царской власти.