Древняя Европа

Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным

И за стеной городской пасся, как дикий олень, —

Сделался знатным отныне. А люди, что знатными были,

Низкими стали. Ну, кто б все это вытерпеть мог?

Главной причиной всех этих бедствий Феогнид не без основания считает деньги.

Стихи Феогнида показывают, что обострившийся в связи с развитием товарообмена процесс имущественного расслоения общины затрагивал не только крестьянство, но и некогда могущественную знать. Многие аристократы, обуреваемые жаждой наживы, вкладывали свое состояние в различные торговые предприятия и спекуляции, но, не имея достаточной практической сметки, не выдерживали конкурентной борьбы и разорялись, уступая место более цепким и изворотливым выходцам из низов, которые благодаря своему богатству подымаются теперь на самую вершину социальной лестницы. Эти незаслуженно возвысившиеся «выскочки» вызывают в душе поэта дикую злобу и ненависть. В мечтах он видит народ возвращенным в его прежнее полурабское состояние:

Твердой ногой наступи на грудь суемыслящей черни,

Бей ее медным бодцом, шею пригни под ярмо!

Нет под всевидящим солнцем, нет в мире широком народа,

Чтоб добровольно терпел крепкие вожжи господ…

( Пер. С.Я. Лурье).

Действительность, однако, разбивает эти иллюзии глашатая аристократической реакции. Возвращение вспять уже невозможно, и Феогнид снова погружается в безысходное отчаяние:

«К гибели, к воронам все наше дело идет! Но перед нами,

Кирн, из блаженных богов здесь не виновен никто:

В бедствия нас из великого счастья повергли — насилье,

Низкая жадность людей, гордость надменная их.

Стихи Феогнида запечатлели тот момент, когда взаимная вражда и ненависть борющихся партий достигли своей высшей точки. Повсюду демократы выдвигают одни и те же лозунги: «Передел земли и отмена долгов», «Равенство всех граждан полиса перед законом» (исономия), «Передача власти народу» (демократия). Следует, конечно, учитывать, что демократическое движение было неоднородно по своему социальному составу. В нем принимали участие и богатые купцы из простонародья, и зажиточные крестьяне, и ремесленники, и обездоленные массы сельской и городской бедноты. Если первые добивались прежде всего политического равенства со старинной знатью, то последних гораздо больше привлекала идея всеобщего имущественного равенства. Феогнид в одной из своих элегий обращается к читателю с предупреждением:

Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город, —

Верь мне, недолго она в городе может царить,

Где нехорошие люди к тому начинают стремиться,

Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать.

Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства,

Также монархи, — от них сбереги нас судьба!

Упоминание о монархах — весьма симптоматично для того времени, к которому относятся эти стихи (вторая половина VI в. до н.э.). Во многих греческих государствах длившийся иногда десятилетиями социально-политический кризис разрешался установлением режима личной власти. Таких узурпаторов греки называли «тиранами», противопоставляя их древним царям — басилеям, правившим на основании наследственного права или всенародного избрания.

Захватив власть, тиран начинал расправу со своими политическими противниками. Людей, неугодных новому правителю, казнили без суда и следствия. Целые семьи и даже роды отправлялись в изгнание, а их имущество переходило в казну тирана. Само слово «тирания» стало в греческом языке синонимом беспощадного, кровавого произвола. Острие террористической политики тиранов было, таким образом, направлено против родовой знати.