Древняя Европа

Эпиктет, бывший раб жестокого господина — отпущенника Нерона Эпафродита, высланный при Домициане и возвращенный Антонинами, основное внимание уделял не качествам правителя, а поведению подчиненного, что делало его близким народной идеологии и крайним киникам. Для него путь к свободе лежал в полном отказе от всех материальных благ, привязанностей, желаний, так как человек становится рабом того, кто может дать ему или отнять у него то, чего он желает. Внешнее — имущество, тело, жизнь — подчинено господину или тирану, и не следует оспаривать их право распоряжаться этим внешним. Но истинная сущность человека, его разум и душа не подчинены никому, суждениями его не может управлять никто, и никто не может помешать ему быть добродетельным, а значит, свободным и счастливым. Для Эпиктета большую роль играет представление о верховном боге, Зевсе, стоящем выше всех земных владык. Человек, ощутивший себя его сыном, будет свободнее, чем сенатор или даже сам цезарь, вечно мучимые какими-нибудь неудовлетворенными желаниями внешних благ.

Этот поворот от внешнего к внутреннему стал одной из самых характерных черт идеологии той эпохи. Он сказался в праве, все более склонявшемся к предпочтению воли действию, смысла букве. Намерение человека стало важнее его фактического поступка: он мог убить и не считаться убийцей, если убить не хотел; раб, даже не убежав, мог считаться беглым, если имел намерение бежать; в завещаниях старались выяснить волю завещателя, в законах — волю законодателя. В религии основной упор делался уже не на соблюдение обрядов, а на душевную чистоту. Всеобщей становится вера в бессмертие души, и уже не нормы становятся источником этики, а добродетельная, предписанная религией жизнь, наградой за которую будет посмертное блаженство в кругу богов. Надежда, что покойный и сам станет богом за хорошую и честную жизнь, постоянно выражается в стихотворных и прозаических эпитафиях, в изображениях на гробницах. Отвращение от внешних, материальных благ как путь к духовной свободе привело к культу бедности: в эпитафиях даже довольно зажиточные люди пишут, что были бедны, а Апулей в «Апологии», отвечая своему противнику Эмилиану, обвинявшему его в бедности, говорит, обращаясь к проконсулу, что такое мог сказать лишь абсолютный невежда, просвещенный же проконсул умеет ценить и уважать бедность. В ставших в это время популярными греческих романах герой и героиня, обычно наделенные необычайной красотой и добродетелью, претерпевают многочисленные бедствия, думая, что любимый или любимая погибли, вступают в брак или связь с другим, но, поскольку душой они верны своей любви, этот внешний факт их не порочит. А когда они попадают в рабство или в плен к жестокому властителю (обычно это персидский царь или сатрап), они доказывают им, что, будучи рабами и пленниками, но оставаясь в душе свободными эллинами, они выше своих поработителей, порочных и жадных до материальных благ, а потому несвободных. Дальше всего в этом плане заходили крайние киники, которых Лукиан и Апулей, не чуждые умеренному кинизму, называли «беглыми рабами», «сапожниками», «трактирщиками». Их идеалом был Диоген, и они выступали с проповедями отказа от всех благ и ценностей обычной жизни, уважения к семье, власти отца, отечественным святыням, поносили богачей и самого императора, призывали порвать со всеми существующими нормами или даже покончить жизнь самоубийством, как то сделал знаменитый Перегрин Протей, сжегший себя во время Олимпийских игр, осмеянный Лукианом, но, по словам Авла Геллия, бывший человеком добродетельным и ученым.