Аристотель придерживался общепринятого для своего времени взгляда, полагая рабство естественным на том основании, что некоторые люди обречены быть рабами, потому что их душам недостает разумного начала, которое должно главенствовать в человеке. Немногие мыслители утверждали противоположное, и такие были: в IV в. до н. э. оратор Алкидам говорил, что «Божество создало всех свободными, а природа никого не сотворила рабом»[130]
. Кроме того, распространенным тогда взглядам соответствует и суждение Аристотеля, что женщины по самой своей природе стоят ниже мужчин, основанное на ошибочных представлениях о биологии. Так, он полагал, что при зачатии зародыш формируется именно из семени мужчины, а женщина лишь пассивно вынашивает ребенка. Его утверждение, что женщины менее храбры, чем мужчины, опирается лишь на сомнительные сведения о жизни животных – вроде того что спрут-самец будто бы попытается помочь пронзенной острогой подруге, в то время как самка уплывает, если поражен самец. Хотя из-за ошибочных биологических представлений Аристотель считал самок неполноценными самцами, он полагал, что счастье и преуспевание человеческих сообществ возможно только при совместном участии мужчин и женщин. Аристотель утверждал, что предназначение брака – взаимопомощь и комфорт, но главным в браке полагал мужа. Необходимо заметить, что в своих взглядах на рабство и женщин Аристотель не отвечал тем высоким стандартам рассуждения и наблюдения, которым учил своих учеников. Мне это видится скромным предупреждением всем, кого волнует справедливость: даже такой блестящий ученый и философ, как Аристотель, может не совладать с острыми вопросами, когда требуется определить, допустимо ли по-разному относиться к людям на основании каких-либо отличий между ними.Аристотель резко отошел от идеи Сократа, что для того, чтобы поступать справедливо, человеку достаточно знания справедливости и добродетели. Он утверждал, что в душе люди часто знают, как поступать правильно, но их иррациональные желания сильнее этого знания и ведут их к неправильным поступкам. Так, знающие о злом похмелье продолжают пить. Признавая борьбу желаний в душе человека, Аристотель особое внимание посвящает достижению самоконтроля посредством приучения ума к преодолению страстей и инстинктов. Самоконтроль не означает отрицание свойственных человеку желаний и потребностей, скорее, это достижение баланса между подавлением и необдуманным потворством физическим желаниям, поиску «середины». Соблюдение «середины» – ключ к правильно прожитой жизни, учил он. Аристотель утверждал, что во всех сторонах жизни этот баланс следует определять с помощью разума, потому что интеллект – лучшее из человеческих качеств, а разум есть истинное «я», фактически богоподобная часть личности. Он особо предупреждал молодых людей быть чрезвычайно осторожными при подготовке к взрослой жизни: со временем может оказаться, говорил он, когда вам захочется совершить нечто новое или поступать иначе, но изменить что-то тогда будет почти невозможно, если в юности вы выработали привычки, которые будут сдерживать вас.
Аристотель относился к науке и философии не как к абстрактным предметам, не имеющим отношения к повседневным жизненным заботам, но, пожалуй, как к организованному поиску знания в каждой жизненной ситуации. Этот поиск – вершина разумной деятельности человека, который сам по себе может привести к хорошей жизни и подлинному счастью. Некоторые современные критики обвиняли Аристотеля в том, что в его трудах нет ясных принципов нравственности, но он внес огромный вклад в развитие этики, утверждая, что суждения о правильном и неправильном имеют смысл, только если они связаны с личностью и добрым началом в природе человека, а не являют собой просто перечни абстрактных указаний вести себя так, а не иначе. Другими словами, этическая система должна соответствовать фактическим нравственным ситуациям, которые люди переживают постоянно. В этике, как и во всех своих исследованиях, Аристотель прославился утверждением, что умозрение и постижение реального мира невозможно разделить, когда приходится определить, что такое достойная жизнь.