Древняя Греция

Не секрет, что платонизм стал для многих образованных подданных Римской империи символом философии как таковой. Результатом этого стало появление через одну-две сотни лет множества платонических кружков. Однако шло время, и понадобилось как-то привести идеи великого учителя в некую систему. Нужно было объединить круг обсуждаемых вопросов в рамках единой ассоциации. Если угодно, нужен был единый платоновский Храм, где можно было бы развивать его идеи. Эту миссию возложил на себя Плотин. Как отмечают, Плотин первым задался вопросом: как можно помыслить абсолютно трансцендентное условие бытия и знания полноправным и деятельным началом всего? Он ставит вопрос об уме как сущем, то есть вопрос о предметном содержании ума, о его источнике и о границах знания. Таким образом, он ввел в понимание языка Платона элементы священного, демиургического и теургического. О нем и его жизни писал ученик Порфирий.

Особый интерес представляет проблема отношения к платонизму (и вместе с тем к неоплатонизму) Отцов Церкви. Все это интересует нас лишь в той мере, в какой позволяет ответить на вопрос – противостоит или нет вера разуму. С. Н. Трубецкой был твердо убежден, что вера не противостоит разуму, а греческая философия в лице наиболее глубоких, ярких ее представителей – Платона, Аристотеля, Плотина – не только не оппонент христианства, но и его союзник, несмотря на целый ряд важных расхождений. «В древности метафизика первая восстала против языческого многобожия и проповедала единого духовного Бога разумною проповедью, – отмечал С. Трубецкой. – Метафизика приготовила все просвещенное человечество к разумному усвоению начал христианства». Иные считают, что из неоплатонизма проистекает и основной догмат христианства – о Святой Троице. Известно, что Василий Великий, Григорий Богослов часто обращались к определениям Плотина, порой дословно повторяя его мысли. Нынешние философы не могут прийти к единому мнению. Так, Лосев считал, что «христианство не принимало платонизм и даже придавало его анафеме», или (в другом случае) полагал, что и среди неоплатоников были разные люди: «Были неоплатоники языческие, и были неоплатоники христианские».

Б. Гоццоли. Августин встречает Богомладенца

Как бы там ни было, очевидно одно: христианская мысль не прошла, да и не могла пройти мимо античной философии. Более того, она взяла некоторые важнейшие ее положения, перелицевала их по своей фигуре. Зная, как мы уже убедились, сколь яростно выступали виднейшие фигуры христианской Церкви против наук, и против философии в частности, следует скорее согласиться с позицией тех, кто считает (как, например, А. Сидоров), что христианство постаралось противопоставить богословие последнему великому философскому синтезу античности – неоплатонизму. И все же даже Афанасий Великий, считавший, что времена «эллинской мудрости» прошли, тем не менее охотно воспользовался эллинским инструментарием для своих построений. Достаточно напомнить о триадологии Плотина, об учении о Едином, Уме и Душе – трех основных уровнях и ипостасях сверхчувственного мира, – чтобы увидеть в нем следы и очертания будущего учения о Св. Троице. Возможно, и один из столпов христианства Ориген (185—253) посещал лекции Аммония Саккаса (ок. 175—242) – непосредственного учителя Плотина. Так что христианские ученые мужи безусловно многое заимствуют у Плотина (хотя бы то, что образ Единого реализует неживые вещи; а отсюда полшага до того, чтобы признать Единого Бога их создателем). Почти с уверенностью можно сказать: не будь греческой философии – не было бы Бога.

Понятно, что в данном случае мы имеем аллегорию, ибо прекрасно известно, что помимо ипостасей-сущностей древнегреческих богов, такие же существовали у других народов. Вспомним, нерасщепленный на части образ Бабы-яги у русских, положенный в основу более поздних представлений ряда христиан о божественной Троице, индусов о Тримурти (триединстве Брахмы, Шивы и Вишну), египтян и римлян о «группировках» богов по три. Образ триединой богини запечатлен и в бронзовых языческих идолах I—III веков н.э. с нижней Оби, и в верхнекамских бронзовых «иконках» VIII века некой трехголовой крылатой богини, владеющей трехчастным миром, на серебряном медальоне XII века из Северной Месопотамии с изображением владычицы животного мира, водной и воздушной стихий и т.д.