Ради достижения своих целей греки не останавливались ни перед чем… Хотя войны, которые они постоянно вели между собой, только ослабляли их единство. Геродот сказал (правда, имея в виду выступление греков против персов): «Потому-то не погрешишь против истины, назвав афинян спасителями Эллады». Нам трудно согласиться с такой оценкой великого историка. Правильнее было бы сказать, с учетом дальнейшего развития событий, что Афины стали «губителями Эллады». Перикл был яростным милитаристом и апологетом войн. Это признал объективный Фукидид, говоря: Перикл не допускал уступчивости и всегда «побуждал афинян к войне». Бесконечные войны и грабежи стали для Афин источником постоянной наживы. Не стесняясь взимать дань с союзников, они отвратят от себя всю Элладу. Фукидид подчеркивал, что если лакедемоняне пользовались гегемонией, «не взимая дани со своих союзников, а заботясь только о том, чтобы, подобно им, и у союзников был олигархический строй управления», то афиняне, напротив, «с течением времени отобрали у союзных с ними государств, за исключением хиосцев и лесбиян, корабли и обложили всех союзников денежной данью». Они всячески противились заключению мира со Спартой. Когда в Афины вернулись послы, направленные ими же для ведения переговоров о мире (391 г. до н.э.), один из самых уважаемых людей и послов, Андокид, выступил с речью «О мире с лакедемонянами». Однако Народное собрание не только отклонило рекомендации Андокида, но и, по предложению оратора Каллистрата, отдало послов под суд, обвинив в нарушении данных им предписаний. Послы, не дожидаясь решения суда, удалились в изгнание. Так вот на словах греки хотели мира, на деле вели войны.
Афины сами спровоцировали Спарту на войну, возводя против нее стены и обманув с помощью ложных обещаний Фемистокла. Во многом они виновны в воцарении атмосферы всеобщей подозрительности и вражды. «Эти события, – писал Ксенофонт, – привели таким образом к последствиям прямо противоположным тем, которые ожидались всеми людьми. Здесь собралась вместе почти вся Греция и выступила с оружием в руках друг против друга; все ожидали, что если произойдет сражение, то те, которые победят, получат в свои руки власть над Грецией, а побежденные подчинятся им. Однако по воле божества случилось так, что обе стороны, как победители, поставили трофей… Далее, обе стороны утверждали, что они победили, и тем не менее ни одна из сторон не приобрела после этой битвы ни нового города, ни лишней территории или власти по сравнению с тем, что она имела до этого боя. Это сражение внесло еще большую путаницу и замешательство в дела Греции, чем было прежде». Непрерывная междоусобица, вылившаяся в апофеоз Пелопоннесских войн, окончательно подорвала силу греческой нации.
Даже во время греко-персидских войн стоило больших трудов объединить их в единый союз против общего врага. Но и после громких побед, когда, казалось бы, можно уже воспользоваться их плодами, живя в мире и согласии, греки развязывали все новые и новые междоусобные войны. Не знаю, почему, удивлялся историк Полибий, но пелопоннесцы, народ, казалось бы, наиболее склонный к спокойному, мирному человеческому существованию, наслаждались им меньше всех. Напротив, они, как выражается Еврипид, «всегда зажигали войны и никогда не имели покоя от брани». О том же, если верить Геродоту, говорил и перс Мардоний, выражая свое несказанное удивление тем обстоятельством, что греки, которые все даже говорят на одном языке, предпочитают хвататься за оружие каждый раз, вместе того чтобы улаживать свои дела мирно, путем переговоров и послов, «при помощи герольдов и посланников».