Древняя Греция. Книга для чтения

Взвесив и оценив все, Фемистокл решил пойти на хитрость. Он приказал своему рабу, персу Сикинну плыть в лодке к персидскому флоту и передать его командирам или самому царю, что Фемистокл втайне желает Ксерксу победы и советует немедленно напасть на греков. Ксерксу будет легко разбить их, причем вполне возможно, что часть греков во время сражения перейдет на его сторону. Хитрость удалась. Поверив известию, Ксеркс приказал своим кораблям ночью окружить греческий флот, чтобы ни один их корабль не мог спастись.

Ничего не подозревавшие военачальники греческого флота в то время спорили между собой на обычную тему. Вдруг Фемистоклу доложили, что с ним спешно желает поговорить какой-то человек. Выйдя из собрания, он увидел своего недруга Аристида. Аристид рассказал ему, что, увидев, как персидский флот окружает Саламин, он поспешил переплыть сюда из близлежащей Эгины, чтобы не дать грекам застать себя врасплох.

— Теперь твой спор со спартанцами и коринфянами не имеет смысла, — сказал он, — даже если бы они хотели, они уже не могут увести отсюда свои корабли. А нам с тобой, Фемистокл, — продолжал он, — пора прекратить нашу ссору и соперничать только в служении благу Греции, потому что я признаю, что твой совет дать сражение на море был самый умный и спасительный. Теперь я готов помогать тебе во всем.

Фемистокл обрадовался и принесенному Аристидом известию, и ему самому. Он попросил Аристида войти в собрание и сообщить там свою новость. С удивлением и даже недоверием слушали собравшиеся рассказ Аристида о том, с каким трудом ему удалось на своей лодке проскользнуть, переправляясь из Эгины, между персидских кораблей, окружавших Саламин. Но вот прибыла триера жителей с острова Теноса, перебежавших от Ксеркса к грекам, и все сомнения рассеялись. Перебежчики подтвердили известие Аристида. Теперь выхода не было, оставалось готовиться к сражению.

С первыми лучами солнца Ксеркс приказал поставить свой золотой трон на берегу на возвышение, с которого он может наблюдать за битвой. Вокруг Ксеркса разместились писцы; они должны были записывать все подробности сражения.

И вот начался бой. «Вперед, сыны Эллады, — призывали афиняне, — за могилы прадедов, за алтари родных богов!» Сильный ветер, гнавший волны в пролив, не вредил небольшим греческим кораблям, но высокопалубные персидские суда сильно накренялись. Греческие суда, воспользовавшись этим, таранили их. Персы не могли маневрировать в узком проливе, не могли ввести в бой все свои суда, которые беспорядочно толпились, не соблюдая единого строя. Тяжелые, неповоротливые персидские суда садились на мели, разбивались о подводные камни. Большинство персов, не умевших плавать, тонуло в море. Успевших доплыть до берега уничтожал Аристид, стоявший там с отрядом пехоты. Смятение в стане персов повлияло на ионийцев: многие из них вняли призывам Фемистокла и сражались только для вида. Наконец, персы обратились в бегство. По пути их ждали в засаде жители Эгины, нападавшие на проплывавшие мимо корабли. Потери персов были огромны, лучшие воины и командиры пали в бою; флот был разгромлен. По словам прославлявшего в стихах греческих героев поэта Симонида, эллины одержали самую блистательную из всех побед, когда-либо бывших до того в мире.

Героем саламинской битвы был Фемистокл. Когда через некоторое время было решено увенчать главного героя Эллады, то большинством голосов было названо имя Фемистокла, а когда он посетил Спарту, его при отъезде провожал до границы почетный конвой из 300 спартанцев — честь, которую в Спарте еще никогда и никому не оказывали.

Однако, как ни великолепна была саламинская победа, с персами далеко еще не было покончено.

Ксеркс вернулся в Персию, но в Греции остался родственник царя Мардоний с многотысячной армией. Приходилось вновь готовиться к войне на суше.

Начальником афинской пехоты был избран Аристид. Командовал всей союзной армией спартанец Павсаний.

Греки встретились с армией Мардония возле беотийского города Платеи. Пять дней стояли при Платеях греческие и персидские войска, не вступая в бой. Каждая из сторон опасалась напасть первой.

Греки умышленно медлили: к ним все время прибывали подкрепления, а у Мардония же силы таяли, начали истощаться запасы продовольствия. Наконец, Мардоний решил наступать.

Поздней ночью к греческому лагерю подъехал какой-то человек и вызвал Аристида. «Я царь Македонии, — сказал он ему, — и хоть связан с персами, но в душе я эллин и мне невыносима мысль о порабощении Эллады. Знай, что назавтра Мардоний назначил бой, пусть же он не застанет вас неподготовленными». Сказав это, македонский царь ускакал обратно в персидский лагерь.

Битву начала персидская конница, осыпавшая греков тучей стрел. Мардоний смотрел, как наступает его конница, и был доволен. «Не говорил ли я, — обратился он к окружающим, — что на суше греки не устоят против нас, лучших бойцов в мире». Но радость его была преждевременна.