Древняя и средневековая Русь, IX–XVII вв.

В декабре 1504 г. в Москве вновь собрался церковный собор, целиком посвященный «проблеме еретиков». Наряду с Иваном III его заседания впервые вел и «великый князь всея Русии Василей Иванович». Вместе с митрополитом Симоном оба великих государя «обыскаша еретиков и повелеша лихих смертною казнью казнити». В результате Иван Волк Курицын, Митя Коноплев и Иван Максимов были «сожгоша в клетке на Москве», а архимандрит Кассиан, его родной брат Самочерный, Некрас Рукавов, Гридя Квашня и Митя Пустоселов были сожжены в Новгороде. Следует особо подчеркнуть тот факт, что в то время, когда по всей католической «цивилизованной» Европе полыхали инквизиционные костры, погубившие сотни тысяч еретиков, на Руси подобной изощренной казни подверглись только несколько вождей «жидоствующих» и массовых сожжений на кострах в православной Руси никогда не было.

В отечественной исторической науке (А. Кузьмин, Р. Скрынников, Н. Казакова) существует традиционное представление о том, что после кончины Нила Сорского движение нестяжателей возглавил его верный ученик Вассиан Патрикеев, принявший монаший постриг после опалы его влиятельного отца, который приходился кузеном самому Ивану III. Их оппоненты (В. Кожинов) называют Вассиана Патрикеева мнимым учеником «заволжского старца» и утверждают, что под флагом нестяжательства он попытался вернуться в «большую политику» и восстановить свое былое влияние при дворе. В 1509 г. Вассиан стал настоятелем придворного Симонова монастыря и вскоре близко сошелся с самим Василием III, который, по словам профессора Н.А. Казаковой, «нашел в Вассиане умного и деятельного сторонника политики ограничения феодальных прав церкви» и конфискации ее огромных земельных богатств.

Вассиан превратил глубокое духовное учение о «нестяжании», которое исповедовал преподобной Нил Сорский, в чисто политическую программу и своеобразную козырную карту в своей борьбе за политическую власть. Данное обстоятельство, по мнению В.В. Кожинова, вынуждены были признать даже самые известные апологеты настоятеля Симонова монастыря, в том числе профессора Г.Ф. Фроловский, Н.А. Казакова и Я.С. Лурье. Более того, якобы сама Н.А. Казакова утверждала, что в творчестве Вассиана Патрикеева трудно было найти что-либо общее с идеями Нила Сорского и вопрос о духовной жизни инока, составлявший основу учения «заволжского старца», не занимал в творчестве Вассиана Патрикеева особого места. Основой его церковно-политической доктрины стало насильственное отторжение огромных земельных богатств церкви, и именно в этом вопросе Вассиан и его сторонники нашли активного союзника в лице великого князя. Как верно заметил профессор А.Г. Кузьмин, все рассуждения В.В. Кожинова несколько оторваны от исторической реальности, ибо:

1) Он напрасно ломится в «открытые ворота», поскольку всем историкам были хорошо известны политические амбиции В.И. Патрикеева, который был выходцем из знатного и богатого боярского рода, многие годы находившегося у кормила государственной власти.

2) Анализ произведений В.И. Патрикеева, таких, как «Собрание некоего старца», «Ответ кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого великому князю Василию Ивановичу о наказании еретиков», «Слово ответно противу клевещущих истину Евангельскую», «Прения с Иосифом Волоцким», «Слово о еретиках» и особенно «Кормчая книга» (1517―1524), убедительно доказывает, что он не только решительно выступал с позиций неприятия монастырского землевладения, но категорически не принимал инквизиторских наклонностей лидеров иосифлян и ратовал за прощение раскаявшихся еретиков.

3) Любые философско-религиозные споры той эпохи рано или поздно становились достоянием политической борьбы, а уж тем более противостояние нестяжателей и иосифлян, которые затрагивали коренные вопросы государственного управления и земельных отношений.