Древняя и средневековая Русь, IX–XVII вв.

1015—1019 — междоусобица сыновей Владимира. Источники смутно говорят о том, кому умирающий князь Владимир собирался передать свой великокняжеский стол. Большинство современных историков (М. Брайчевский, М. Свердлов, П. Толочко), ссылаясь на летописную статью, считает, что таким наследником вопреки старшинству должен был стать его любимый сын, ростовский князь Борис. Другие авторы (А. Кузьмин, А. Карпов) полагают, что согласно тогдашнему обычаю «родового сюзеренитета» все сыновья великого князя имели равное право на занятие отцовского престола, и все зависело лишь от того, кто первым из князей де-факто завладеет им. Наконец, еще одни авторы (Н. Милютенко) утверждают, что незадолго до смерти Владимир, по аналогии с византийской традицией, предполагал учредить или «дуумвират» в составе Святополка и Бориса, или «триумвират» в составе Святополка, Бориса и Глеба. Однако эта оригинальная гипотеза никак не согласуется с хорошо известными источниками.

В июле 1015 г., так и не назначив своего преемника, великий киевский князь «в болести и скончася», чем тут же воспользовался его пасынок Святополк Ярополкович, который, первым узнав о смерти приемного отца, ночью бежал из Вышгорода в Киев и, одарив киевлян богатыми дарами на созванном им вече, занял отцовский престол. Когда информация о произошедших в Киеве событиях дошла до князя Бориса, стоявшего супротив печенегов лагерем на реке Альте у Переяславля, княжьи воеводы предложили ему пойти походом на Киев и силой вернуть себе отцовский престол. Князь Борис отказался «взняти рукы на брата, на старшего» и отцовская дружина «разиидошася от него», а ростовский князь остался только «съ отрокы своими».

Князь Святополк, «исполнися беззакония, Каиновъ смыслъ приимъ», стал готовить физическое устранение Бориса как самого реального претендента на великокняжеский престол, для чего вернулся в Вышгород, где договорился с тамошними боярами исполнить свой коварный план. После тайного сговора боярин Путша и «путшина чадь» Талец, Елович и Ляшко срочно отбыли на реку Альту, где «акы зверье насунуша на копьи и прободоша Бориса» в его княжом шатре, где после усердной молитвы он прилег почивать. Следующей жертвой Святополка стал муромский князь Глеб, приходившийся Борису родным братом не только по отцу, но и по матери. Получив от Святополка ложное известие о болезни отца, князь Глеб срочно выехал в Киев, но, уже находясь под Смоленском, он получил от новгородского князя Ярослава известие о смерти их отца и гибели родного брата. Ярослав умолял младшего брата не ходить в Киев и не подвергать свою жизнь смертельной угрозе. Однако Глеб, «плачася по отци, паче же и по брате», заявил, что «лучше бы ми умрети с братомъ, нежели жити въ свете семъ», вполне сознательно обрек себя на гибель и остался под Смоленском, где через месяц был зарезан на княжеской ладье собственным поваром-иудой Торчином. Вскоре та же участь постигла еще одного сына Владимира пинского князя Святослава, который, пытаясь спастись от коварного Святополка, бежал в «Угорскую землю», но был настигнут наемными убийцами и загублен ими где-то в Карпатах.

За злодейское убийство своих братьев Святополк был прозван летописцем Окаянным, и под таким чудовищным прозвищем братоубийцы навсегда остался на скрижалях русской истории. Однако еще в середине прошлого века советский историк Н.Н. Ильин в своей известной монографии «Летописная статья 6523 года и ее источник» (1957), ссылаясь на одну из скандинавских саг, высказал предположение, что истинным виновником гибели Бориса был не Святополк Окаянный, а новгородский князь Ярослав. В советское время эта оригинальная версия была поддержана рядом известных историков, в частности, В.Л. Яниным, М.Х. Алешковским, А.С. Хорошевым и А.Б. Головко. Но при этом все указанные авторы рассматривали эту версию гипотетически и не облачались в мантию судей, выносящих окончательный приговор. В последнее время судейскую мантию возложили на себя не только некоторые историки либерального толка, в частности, А.Л. Юрганов, И.Н. Данилевский и Н.Ф. Котляр, превратившие эту научную гипотезу в аксиому, но и дилетанты типа Г.М. Филиста, написавшего откровенно слабую работу «История "преступлений" Святополка Окаянного» (1990). Сторонники «преступных деяний Ярослава» поставили под сомнение не только обстоятельства, но и саму летописную дату гибели Бориса. Н.Н. Ильин датировал это событие 1018 г., а А.Б. Головко и И.Н. Данилевский — 1017 г.