Древняя Русь. Быт и культура

Надписи на металлической утвари и предметах религиозного культа. До наших дней дошли лишь немногочисленные образцы серебряной утвари княжеско-боярского или церковного обихода, но надписи на ней — явление обычное. Это и торжественные заздравные записи владельцев, вкладные, и подписи ремесленников, и черновые разметки. Нередки случаи, когда на одном и том же сосуде сосредоточены записи разного рода: и красивые, чеканные, орнаментальные надписи, и черновые, процарапанные. Так, на известной серебряной чаре черниговкого князя Владимира Давыдовича по краю вырезана «торжественным» письмом заздравная надпись (до 1151 г.): «А СЕ YУАРА ВОЛОДНМНРОВА ДАВЪIДОВНY/А/ КТО НЗ NЕЕ ПЬ ТОМУ NА ЗДОРОВЬЕ А ХВАЛА БОГА СВОЕГО ѠСПОДАРА ВЕЛИКОГО КНА» (Рыбаков Б.А., 1964, с. 28). Кроме этой «официальной» надписи, удалось установить первоначальную черновую, прочерченную так же по краю сосуда каким-то режущим орудием простым, некрасивым почерком. Уже поверх черновой записи была вырезана двойным контуром заздравная, а фон между буквами сплошь заштрихован граверным резцом. Поэтому тонкие, еле видные штрихи черновой записи сохранились только на буквах «торжественной» надписи. Черновая запись не является непосредственной разбивкой основной, отличаясь по написанию от последней: «КНѦЗѦ вместо КNѦ, ВОЛОДОВОВИ вместо ВОЛОДИМНРОВА, двдови вместо ДАВВЪIДОВYА». Различны и последние слова в этих двух записях: в «торжественной» записи это «КNѦ», в черновой (судя по остаткам букв) было другое слово, которое пока прочтению не поддается. Не совпадают надписи по размещению слов и букв. Различаются и формы букв. Обычно употребление лигатур в заздравной надписи объясняют неверным расчетом и торопливостью исполнения. Действительно, к концу заздравной надписи буквы становятся теснее, а лигатуры и разноформатные буквы — чаще. Но уже в черновой записи мастер пользуется лигатурами. Однако создается впечатление, что процарапанная запись это не черновая разметка заздравной, а черновая запись будущего «торжественного» текста, сделанная мастером со слов заказчика — самого князя или его приближенного. При исполнении орнаментальной надписи мастер лишь приблизительно придерживался первоначального варианта, изменял и написание слов, и их расположение, и форму букв. Это обстоятельство полностью опровергает возможность слепого копирования, что неизбежно при неграмотности самого мастера, в то время как некоторые исследователи не исключают и такое объяснение появлению надписей на произведениях ремесла (Кузаков В.К., 1978, с. 21–22).

«Заздравные» надписи известны и в более позднее время. На ковше (первая половина XIV в.), найденном в кургане под Краснодаром, имеется надпись, аналогичная черниговской. Сам ковш восточного, возможно золотоордынского, происхождения, но по венцу его вырезана двойным контуром славянская надпись: «СЕ КОВШЬ ДМИТРИЮ КРУЖДОВНYА КТО IСПЬЕТЬ ТОМY ЗДОРО» (Николаева Т.В., 1976, с. 278).

Помимо «официальных, торжественных» надписей, называющих владельцев и выполнявшихся при изготовлении сосуда, встречаются надписи владельцев, прочерченные острым предметом. Необходимость надписывать сосуды таким образом возникала, очевидно, при перемене владельца. На поддоне серебряной чаши XII в., найденной в составе клада, процарапано «КЪНѦЖА», эта запись перечеркнута и сверху надписано «СПАСВА». Г.Ф. Корзухина считала, что чаша попала из Южной Италии в Венгрию, затем была в княжеском владении, очевидно в роду Всеволода Ярославича, а затем ее передали в церковь Спаса на Берестове (Корзухина Г.Ф., 1951).

Другая запись на дне серебряной чаши с чеканкой, гравировкой и позолотой называет ее цену: «ВЪ ПОЛЪYЕТ ВЬРЬТА ДЕСѦТЬ ГРНВЬNЪ» (Спицын А.А., 1906). Так как сама чаша весит только 980 г, что составляет около 6 гривен серебра, 35 гривен следует считать обозначением цены чаши как произведения художественного ремесла (Рыбаков Б.А., 1963а, с. 56, 57).

Иногда мастера, сделавшие сосуды, надписывали на дне их свои имена. Так широко известны подписи мастеров Флора-Братилы и Костянтина (Косты) на донцах новгородских кратиров — сосудов для причащения (начало XII в.). По краю поддона сосудов чернью наведены надписи, позволяющие предположительно определить их владельцев — новгородских посадников Петра и Петрилу Микуловичей. Два почти одинаковых сосуда, сделанные, как следует из подписей, разными мастерами, позволили исследователям предположить, что на Руси существовал институт ремесленного ученичества (Рыбаков Б.А., 1948, с. 295–300).