Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Собственно говоря, случилось то, что должно было произойти рано или поздно. С тех пор как Новгород в конце X в. добровольно связал свою судьбу с киевской династией[385], его отношения с Киевом отличала противоречивая двойственность, которая персонифицировалась в самой фигуре новгородского князя – с одной стороны, выразителя и защитника суверенитета новгородской общины, каким его желали видеть новгородцы, с другой – киевского назначенца, великокняжеского наместника, олицетворявшего политическую зависимость Новгорода от Киева. Между тем, как показывают летописные сведения, новгородское общество уже в первые десятилетия своей истории достигло высокого уровня социально-политической сплоченности, позволявшего вечу противостоять княжеской власти и направлять ее деятельность в местных интересах. На протяжении XI столетия новгородцы разными способами пытались разрушить связь своего князя с институтом наместничества: побуждали его прекращать выплату дани Киеву[386], изгоняли или отказывались принимать неугодных князей; в конце концов, они остановились на том, чтобы «вскармливать» у себя княжичей-отроков, то есть сызмлада воспитывать их в духе новгородских традиций. Первый опыт такого рода был довольно удачным: сын Мономаха Мстислав Владимирович, младенцем отданный на «вскормление» в Новгород, просидел на новгородском столе в общей сложности почти тридцать лет. Новгородцы чрезвычайно дорожили им (вспомним, как в 1102 г. они отстояли Мстислава, пригрозив Святополку Изяславичу убить его сына Ярослава, если тот помимо их воли приедет в Новгород на смену Мономашичу), однако и он в 1117 г. был переведен отцом в Белгород, дабы со временем унаследовать великое княжение. Оставляя Новгород, Мстислав, по свидетельству новгородского летописца, сына своего Всеволода «посади Новегороде на столе». По всей видимости, это было сделано без согласия веча и городской верхушки, ибо под следующим годом в летописи читаем запись о том, что Владимир Мономах привел «бояры новгородьскыя Кыеву, и заводя я [их] к честьнему хресту, и пусти я [их] домови; а иные у себе остави», как следует полагать, в качестве заложников. Очевидно, что необходимость в присяге новгородских бояр великому князю могла возникнуть только в связи с уходом Мстислава из Новгорода и посажением там Всеволода. А это, в свою очередь, указывает на то, что новгородцы проявили неудовольствие действиями великого князя и его сына, усмотрев в них тягостное напоминание о политической гегемонии Киева.

Последнее было тем более обидно, что новгородцы к тому времени уже создали «параллельный» княжеской власти институт самоуправления – посадничество, ставший важным показателем внутренней зрелости новгородского общества и его готовности к выработке собственных форм государственности. Появление в Новгороде первых посадников – выходцев из среды новгородских бояр – ученые приурочивают к периоду княжения Мстислава Владимировича, или, более конкретно, к концу 80-х гг. XI в.[387] Таким образом, можно говорить о том, что возникновение новгородского посадничества стоит в тесной связи с практикой «вскормления», поскольку потребность в высшем должностном лице, представителе верховной власти новгородской общины, скорее всего, была обусловлена малолетством князя (Мстислава Владимировича). В 1120-х гг. Владимир Мономах, а затем и Мстислав пытались подмять самостоятельность новгородских посадников путем раздачи посадничьих должностей знатным «мужам» из числа своих ставленников. Но подобные случаи назначения посадников по воле киевского князя были уже исключением. Правилом становится избрание новгородцами собственных посадников на вече.

Предвозвестием скорого падения владычества «матери городов русских» над Новгородской землей явились события 1125 г., когда новгородцы, воспользовавшись смертью Владимира Мономаха, «посадиша на столе Всеволода». Подобная фразеология летописца, применительно к князю, уже «посаженному» в городе восемью годами раньше его отцом, Мстиславом Владимировичем, может означать только то, что новгородцы коренным образом изменили социально-политическую природу княжеской власти в Новгороде, заменив назначение князей их избранием. Не подлежит сомнению, что избрание предполагало определенный ритуал, существенным элементом которого являлся договор, или «ряд», скрепляемый обоюдной клятвой на кресте[388]. Полное содержание договора Всеволода с новгородцами летописи не приводят, однако об одном обязательстве, взятом на себя князем, все-таки сообщают: это – обещание княжить в Новгороде пожизненно, не зарясь на другие княжьи столы («целовав крест к новгородцем, яко хоцю у вас умрети»). Невыполнение данного условия и сделало из Всеволода Мстиславича последнего новгородского князя, посредством которого Киев удерживал власть над Новгородом[389].