Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Глава 7. НАЧАЛО ЦЕРКОВНОГО РАЗДОРА

В противоборстве Юрия с Изяславом Мстиславичем решался не один только династический вопрос. Их распря была отягощена еще и грузом канонических разногласий, из-за чего к бедствиям политической усобицы добавились неурядицы церковной смуты.

Корни этого церковного конфликта уходили достаточно глубоко в прошлое — в середину XI в. и даже в еще более отдаленную эпоху крещения Руси князем Владимиром^{168}, подпитываясь никогда не угасавшим стремлением наиболее выдающихся представителей княжеской власти и части церковных иерархов русского происхождения добиться для Русской церкви канонической автономии от Константинопольской патриархии. К этой цели шли, используя (по отдельности или в том или ином сочетании) три главных метода ограничения византийского церковного влияния. Во-первых, великие князья старались при случае получить из Византии царский титул и инсигнии, что давало им право выступать в качестве светского главы и охранителя церкви, подобно византийским императорам. Во-вторых, русские государи настаивали на том, чтобы Константинопольская патриархия согласовывала с ними кандидатуры митрополитов и епископов, а в 1051 г. был создан прецедент избрания главы Русской церкви собором русских епископов, без участия и одобрения константинопольского патриарха^{169}. Наконец, третий способ церковного самоопределения заключался в развитии кирилло-мефодиевской традиции, то есть в выработке самобытных основ духовной жизни и церковной практики (развитие славянской литургии и письменности, неприятие конфессиональной монополии на истину, преимущественное внимание к духовному наследию раннего, «апостольского» христианства, прославление русских святых и русского идеала святости, определенные отклонения от византийской ортодоксии в религиозном культе и т. д.).

В конце XI — первой половине XII в., несмотря на процессы политической децентрализации Руси, русско-византийские церковные противоречия не потеряли своей остроты[327]. Неизменной оставалась и их суть — отстаивание русскими людьми своего права на национальную церковь[328]. В конце княжения Всеволода Ольговича митрополит Михаил (1129—114?) даже вынужден был оставить Киевскую кафедру и удалиться в Константинополь (1145). За полтора десятилетия своего святительства он не раз вмешивался в княжеские усобицы со словами примирения и однажды, в 1134 г., был посажен новгородцами в заключение за то, что препятствовал им начать войну с Юрием (поход ослушников в Ростово-Суздальскую землю, как мы помним, закончился тогда разгромом на Ждановой горе). Однако причиной его отъезда были не княжеские склоки. Уезжая, он оставил епископам «рукописание» (письменное распоряжение), запрещавшее проводить в его отсутствие архиерейские богослужения в кафедральном соборе русской митрополии — киевской Святой Софии. Этот факт удостоверяет, что Михаил с недоверием относился именно к епископской среде и как будто предвидел какую-то возможность посягательства на его митрополичью власть. Ближайшие события подтвердили, что опасения его были небезосновательны.

Изяслав Мстиславич, отняв в 1146 г. Киев у Игоря Ольговича, целый год терпеливо ждал возвращения митрополита на кафедру и снятия запрещения на службу в Софийском соборе. Но пребывавший в Константинополе Михаил, по свидетельству Никоновской летописи, «услыша наипаче многи волны и кото-ры [волнения и раздоры] в Киеве и во всей Русской земле и того ради не приложи возвратитися на свой стол в Киев». Его могла удерживать также церковная борьба, развернувшая в это время в самой Византии вокруг патриаршего престола: в 1146 г. патриарх Михаил II Куркуас добровольно оставил кафедру, его преемник Косьма II Аттик вскоре после поставления был низложен (26 февраля 1147 г.), а новый патриарх Николай IV Музалон был избран только через десять месяцев. Между тем отсутствие митрополита серьезно подрывало легитимность власти Изяслава, которая и без того была невелика. И тогда Мстиславич, верный своему присловью о том, что не место красит голову, а голова место, решил посадить на митрополичий стол своего человека, причем прогречески настроенные летописцы с такой неохотой рассказывают об этом церковном скандале, что невозможно сказать определенно, дождался ли Изяслав хотя бы смерти митрополита Михаила.