Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Грубые анахронизмы и несообразности «Сказания о князьях владимирских» и созвучных ему повестей[223] не остались не замеченными следующими поколениями древнерусских книжников[224], в результате чего в памятниках конца XVII в. (Густынской летописи и «Синопсисе») имя Константина Мономаха было заменено на имя современника Владимира, императора Алексея I Комнина. В «Синопсисе» появилась даже поддельная грамота Алексея Комнина к Владимиру, в которой говорится о тех же посылаемых на Русь императорских инсигниях (знаках царского достоинства), какие перечисляются в «Сказании о князьях владимирских». Эту хронологическую поправку принял и Татищев, объединивший историю о получении Владимиром царских инсигний с известием Повести временных лет о русско-византийской войне на Дунае. В его «Истории Российской» под 1119 г. читаем, что «Владимир, хотя отмстить греком смерть зятя своего Леона и удел его удержать вставшему младенцу, сыну его Василию, велел всем своим войскам готовиться, також звал всех прочих своих князей в помочь». Узнав о готовящемся походе, император Алексей[225] пошел на мировую: направил к Владимиру послов все с теми же дарами (венец царский, хламида, пояс драгоценный, скипетр, сердоликовая чаша и пр.), «и нарекши его себе братом и царем, а при том просил о мире». По желанию Алексея, Владимир отдал свою внучку, «дочь Мстиславля», за сына императора — Иоанна. Ради такого случая Владимир уступил дунайские города своего внука «нареченному зятю», греки же за эти города дали деньги. «И была о сем Владимиру и всем людем радость великая»^{117}.

Шапка Мономаха, или венец великих князей и царей русских. Художник Ф. Солнцев. XIX в.

Апокрифический характер сказаний XVI—XVII вв. о получении Владимиром Мономахом царских регалий[226] был ясен уже ученым XIX в. Тем не менее такой тонкий знаток русско-византийских отношений, как В.Г. Васильевский, находил, что данные известия «никак нельзя отвергать без дальнейших рассуждений. В них что-то есть»^{118}. Это «что-то», возможно, сохранило Проложное сказание о перенесении из Царьграда на Русь перста святого Иоанна Крестителя «от десныа его руки», «иже пренесен бысть в град великий Киев при князи Владимере Мономасе… и положен бысть в церкви Святаго Иоана на Сетомли, у Купшина монастыря». Данный памятник известен по списку XVI в., но целый ряд текстологических и иных особенностей позволяет считать его произведением второй четверти XII в., то есть полноценным источником. Сам факт получения Русской церковью перста Иоанна Предтечи исторически достоверен[227]. Важнее, однако, выяснить смысл, который имела эта церемония. Со слов новгородского паломника Добрыни Ядрейковича (впоследствии новгородского архиепископа Антония), посетившего Константинополь около 1200 г., известно, что десница святого Иоанна, некогда возложенная на главу самого Христа, играла выдающуюся роль во время обряда коронации императоров: «тою царя поставляють на царство». Это действо уподобляло коронационный обряд обряду крещения, а самого императора — Христу^{119}. И поскольку, согласно церковкой традиции, частица мощей обладает той же ценностью, что и вся реликвия целиком, то и перст святого Иоанна, перенесенный в Киев, по всей видимости, имел в глазах русских людей значение коронационной регалии.